Для проекта "Барнаул. Я остаюсь" Константин Комиссаров рассказал и выборе профессии, "карме" врачей и мышечной слабости людей
В конце 1980-х годов интерес к нетрадиционным видам медицины в Барнауле только зарождался. Открыть тогда собственный кабинет массажа, да еще студенту пятого курса мединститута было ходом по крайней мере неожиданным, но, как оказалось, перспективным. Весь дальнейший путь доктора Константина Комиссарова тоже сложно назвать стандартным. Сегодня он – автор собственных методик реабилитации с пациентами из разных не только городов, но и стран. Для проекта "Барнаул. Я остаюсь" он рассказал "Толку", почему остается в городе, в какой момент и почему он понял, что делает всё "не так" и где, на его взгляд, грань для врача между лечением и заработком.
"Мир был тесен и узок"
– Вы родились, выросли и состоялись в Барнауле. Когда решили, что будете врачом, возникали мысли, что учиться можно не здесь?
– Точно нет. Видимо, тогда мир для меня был настолько тесен и узок, таким было ощущение пространства, что казалось – кроме нашего Алтайского края, медуниверситета и нет других вариантов. Я сразу понимал, что мединститут — то место, куда я пойду учиться.
Продолжатель известной династии рассказал, почему провинции не нужно ждать "космических" открытий в науке, на ком держится медицина на местах и на что бы он обратил внимание в "организме" города
– Почему именно медицинский?
– Мама – врач, она была моим примером. Вся среда вокруг была – о медицине. Никогда и не думал, что у меня может быть другая профессия.
– Уже в 1990-х вы были довольно известным в городе мануальным терапевтом. Хотя тогда мода на это только-только зарождалась. Как вам удалось уловить, распознать перспективность этого направления?
– Дело не в моде. В то время, а это было конец 1980-х, начало 1990-х, в советскую медицину начали просачиваться так называемые нетрадиционные методы лечения: иглоукалывание, мануальная терапия, массаж. Плюс, конечно, я понимал, что не все вопросы можно решить с помощью таблеток и уколов, особенно в детской неврологии или ортопедии, например.
Тогда я был студентом пятого курса мединститута, я стал активно интересоваться такими методами, изучал литературу, покупал книги, искал людей, которые уже владели такими методиками, учился у них. И в конце пятого курса, кстати, совершенно легально, я открыл свой первый массажный кабинет.
– То есть с самого начала вы работали?
– Да, ещё как. Сколько себя помню, всегда работал. Кстати, даже когда еще в школе учился. На летних каникулах на радиозаводе какие-то замочки собирал. После первого курса почти два года – санитар оперблока больницы скорой медицинской помощи. После третьего нам уже разрешали работать как среднему медперсоналу: полгода отработал медбратом в госпитале ветеранов ВОВ, потом полгода – в отделении острых психозов на Луговой, 19, потом фельдшером в медпункте завода ХБК.
А после четвертого курса у нас был врачебная практика летом. Меня тогда отправили в Бийск, где моя бабушка жила. Там я днем на практике был, а ночью – фельдшером скорой помощи. Так что я прошел все этапы становления в медицине, познавая ее с первой ступени. Гордился несказанно. Представляете, я – в белом халате на скорой помощи подъезжал к дому, где бабушка жила, выходил гордо, у подъезда – все бабульки сидели, я им "здравствуйте" – и на обед к бабуле.
Ну вот, а потом после 5 курса уже и массажный кабинет.
– Вы всегда только на себя работали?
– Нет. Я 15 лет работал на кафедре ЛФК в медуниверситете. И я там попал в такой классный коллектив! Понял, что занимаюсь своим делом. А потом я работал завотделением реабилитации в одном из детских медучреждений, достаточно долго.
Про честность и совесть
Финский архитектор Альвар Аалто когда-то стал кумиром Александра Деринга. Но ни этот факт, ни многие другие не заставили барнаульского архитектора поменять прописку
– То есть вы были на самом старте коммерческой медицины в крае. И тогда, и сегодня у людей есть вопрос — где граница между тем, когда врач лечит и когда он, как сейчас говорят, оказывает медицинские услуги? Когда больного воспринимают как пациента, а когда — как возможность заработать?
– Тут важно разделять все-таки, когда речь идет о больших центрах или о работе врача на себя, как в моем случае. В клинике, какой бы они ни была по масштабу, врачи — в найме. Часто они работают по совместительству там и в госучреждении. Как правило, это действительно хорошие специалисты, но фактически они делают одну и ту же работу — просто в разных местах. Правила в любом случае устанавливают не они. Они им следуют.
Первое, что важно понимать — любая клиника, частная или государственная, живет по стандартам, за рамки которых она не может выйти. Это большая ответственность для них. И это тоже влияет на их правила отношения с пациентом.
Но я шел по другому пути. Я не зависел ни от кого, делал и делаю то, что считаю нужным. Моя клиника — это моя идеология. Я не нахожусь в такой зависимости от стандартов. Я же не занимаюсь инъекциями, инвазивными методиками — не ставлю, например, блокады. А занимаюсь биомеханическими методами восстановления.
Второе — этический вопрос. Думаю, вы об этом меня в большей степени спрашиваете. Тут моя позиция проста — есть понятия честности и того, что, наверно, называют, кармой. Когда ты понимаешь, что делать неправильно. Например, мне звонит человек и говорит: "Ой, у моего ребенка родовая травма". Приходит — а я вижу, что ничего нет. Я так и говорю. Хотя кто-то другой мог бы сказать: "Да. Вот тут что-то не так, давайте позанимаемся". Такого у меня никогда не было и, думаю, не будет.
Совестью это назвать или как-то иначе — просто понимаешь, что по-другому нельзя.
Другое дело, что у человека бывают порой действительно серьезные проблемы, говоришь ему об этом, а он не готов это воспринимать. Здесь, конечно, расстраиваешься, потому что понимаешь, что можешь помочь, а пациент навстречу не идет.
Не расслабляться
– Что вы имеете в виду, когда говорите, что не зависите от стандартов? Все равно же это медицинская деятельность.
– Давайте на примере — боль в спине. По всем стандартам, которым и нас учили, и я когда-то учил, задача – расслабить напряженные мышцы, создать декомпрессию позвоночника, растянуть, вытянуть и т. д. И действительно легче становится. Посмотрите сейчас вокруг: вытяжение в воде, в гамаке, в студии растяжки. Есть техники, которые действительно хорошо расслабляют.
Я тоже по этому пути шел какое-то время, а потом понял, что двигаюсь не в ту сторону. Надо не расслаблять, а укреплять. То есть действовать совершенно наоборот. Представьте, человек приехал в санаторий, ему всё расслабили — классно. Он вернулся домой, неудачно шкаф подвинул — и всё, у него – грыжа, которая до этого "затаилась", обострилась, и дорога на операционный стол. Почему? Потому что глубокие мышцы — стабилизаторы — позвоночника и так слабые, а ему их еще больше расслабили.
Я задумался и стал формировать технологии, которые будут действительно укреплять глубокие мышцы на основе биомеханики.
Что такое биомеханика? Это законы движения человека. Например, меня некоторые даже очень уважаемые люди спрашивают: а что, правда, вращать в суставах нельзя? Правда. Вы же знаете все эти упражнения с вращением рук в запястьях, локтях, плечах? Хоть головой стали меньше вращать, на том спасибо. У человека просто нет мышц-вращателей — только сгибание, разгибание, отведение, приведение и ротация вокруг оси конечности. Где вращение?! Его нет. Оно разбалтывает сустав, а не укрепляет.
– Исходя из того, что вы говорите, методики вы фактически создавали, развивали сами. Но как же исследовательская, доказательная история?
– На чем строится доказательная медицина, диссертации? Часто — на очень небольшой выборке исследуемых групп. Скажем, для кандидатской нужна группа минимум 30 человек, плюс еще 30 — контрольная. Проводятся исследования — и вроде бы доказанный результат.
У меня около 70-80 научных статей, в том числе в ВАКовских сборниках (ВАК — высшая аттестационная комиссия, которая рекомендует список журналов для публикации научных исследований. – Прим. ред.). Хотя по большому счету, и это — просто твой голос в научном мире.
Кстати, в одной из последних моих публикаций есть данные, основанные на осмотре мною около 10 тыс. детей, за многие годы. Из них только 20 — ровненькие! То плечико одно ниже, то косенький, то ножка короче — словом, асимметрии какие-то. А потом и жалобы появляются.
Все медицинские записи по этому поводу у меня есть. Это, я считаю, уже выборка.
А все начинается у грудничков, которыми я всю жизнь занимаюсь. Очень много асимметрии у них. Например, ягодичных складок. Или головку поднял, а она — чуть в сторону. Это визуально в три-четыре месяца видно. Но этому особо никто не придает значения — ни ортопед, ни невролог.
У нас почему-то ортопед планово смотрит ребенка в один месяц, когда еще ничего не видно, а потом в год. А главный период, когда можно что-то увидеть — в три-пять месяцев — куда-то пролетает. Я бы очень хотел, чтобы плановый осмотр ортопеда проводился еще и в семь-восемь месяцев.
И я стал создавать программу диагностики и реабилитации детей, запатентовал ее. Кстати, не только в России, но и в Китае. Сегодня это франшиза.
"Это же не условная "Грильница"
Известный биолог Татьяна Антоненко рассказала об обитателях Красной книги на городских полях фильтрации, психологии кошек, заработке на научпопе и "биологической совместимости" с родным Барнаулом
– Она хорошо развивается?
– Хотелось бы лучше. Люди боятся уходить в свободное плавание. Чаще всего массажистки работают в системе — или после смены в поликлинике или в частном центре бегают по домам к пациентам, или держат свой кабинет, но таких меньше. Они опасаются уходить в свое дело.
Плюс продукт очень специфический, это же не условная "Грильница".
Наконец, мы отдаем франшизу только медработникам — это жесткое условие.
– Если методика действенная, почему ее не внедрить в общепринятую практику, систему здравоохранения? Не хотите делиться? Авторское право? Трудности системы?
– Я по этому поводу все еще полон надежд и огня. До сих пор продолжаю делать такие попытки.
Сегодня я член общественного совета краевого минздрава, в него входят очень уважаемые, статусные люди. Естественно, я несколько раз поднимал такой вопрос.
Я же разработал еще и систему оценки состояния детей до года, аналогичную Апгар (по ней оценивают состояние новорожденных. – Прим. ред.). В ее основе 10 очень простых критериев для каждого возраста (3, 6 и 9 месяцев).
Я по-прежнему надеюсь, что моя методика станет общедоступна, и любая медсестра, любой фельдшер на приеме сможет ее использовать, увидеть нарушения у ребенка и направить малыша к соответствующим специалистам.
Волшебных таблеток нет
– Вас раздражает, когда говорят, что, да, лечение ваше эффективное, но очень дорогое?
– Да не очень. Вопрос ведь, что считать дорого. Нередко человек идет со своей болью туда, где ему обещают чуть ли не за один прием руками решить проблему. И он платит условные 5-7 тыс. рублей. При этом ему говорят, что очень сложно записаться – все на месяц расписано. Это, конечно, антураж — создание эффекта недоступности.
Проект "Барнаул. Я остаюсь" продолжает известный дизайнер. Он рассказал, почему остается здесь, как алтайские чиновники оказались прогрессивнее питерских заказчиков и подходит ли город для удаленщиков
Но вопрос в том, что есть проблемы, которые и за 10 сеансов невозможно решить. У нас стоимость одного приема не выше рынка. Но к нам для получения эффекта нужно прийти хотя бы 20 раз. Потому что мы формируем запас прочности, укрепляем глубокие мышцы. Никому же не придет в голову, что можно за 10 сеансов накачать мышцы в спортзале.
А пациент часто хочет таблетку волшебную, чтобы принял — и все прошло. Но так не работает.
– Но вы же не только детьми занимаетесь.
– Конечно, нет. Взрослыми тоже — когда люди помыкались везде со своими проблемами и понимают, что ничего не сработало. Тут только сарафанное радио работает. Врачи из системы к нам не направляют практическим никогда. Иногда делают вид, что и не знают обо мне. Такая червоточина существует. Мне кажется, по отношению к людям больным так быть не должно. Но да ладно.
Еще одна большая часть моих пациентов — спортсмены. Вот возьмем, например, большой теннис. Туда в основном как приходят? По фамилии, это спорт для избранных, это престижно. Иногда начинают заниматься вне зависимости от исходных физических данных. Приходит, например, парень, а у него такая дисплазия, что рука в другую сторону выгибается. И тренер начинает делать из него спортсмена.
А вся спортивная медицина у нас — это гиалуронка, тейпы и массаж. А это вообще все не то, что нужно. Нужна как раз биомеханика. Чтобы понимать, например, что для подачи в том же большом теннисе надо формировать взрывную стартовую амплитуду. Физиологически. И когда к нам приходит такой человек, мы его реабилитируем или готовим с позициями его вида спорта. Это, конечно, не только тенниса касается. Потому что тогда появляется запас прочности, снижается риск травмы и, конечно, растет спортивные результаты.
"Не жалею, что остался"
В глазах архитектора Алексея Квасова Барнаул в последние годы похорошел. Но и проблемы "городской ткани" от него не ускользают. Почему талантливый автор значимых ЖК остается в родном городе
– Возвращаясь к теме Барнаула. Почему вы все-таки не уехали? Я уверена, была масса возможностей.
– Я хотел уехать. Но судьба расставляет все по-своему. Череда внутренних личных событий заставила меня остаться здесь. Но я об этом абсолютно не жалею.
Я сейчас очень много езжу — как приглашенный эксперт. И где я уже только не был: Киров, Калининград, Сочи, Владивосток, Хабаровск, Тюмень — много еще в каких городах. И везде все примерно одинаково — со своими особенностями, конечно, но не более. Где бы ты ни находился, везде есть свои сложности.
В Барнауле меня раздражает, например, пыль, которой мы вынуждены дышать. Но в целом это нормальное место для жизни.
– Столица?
– Да, в Москву я раньше думал уехать. Сейчас не хочу. Для меня это уже другая Москва.
Для меня столица — это театры, это доступ к возможностям, которых нет в провинции, например, в образовании. Там ребенок может заниматься, например, в школе-студии ГИТИСа. Но только в этом разница.
Плюс Москва энергетически тяжелая. Вопрос передвижения опять же. Там можно жить, только если у тебя условно дом за МКАДом и работа в 20-30 минутах езды. А если полдня тратить на дорогу, то в выходные не ни в какой театр не захочется.
– А с точки зрения работы?
– Если ты самодостаточный человек, то везде будешь востребован.
Плюс, вы знаете, у меня есть понятие дома. Даже в профессии — это положение врача мануального терапевта с одной стороны кушетки. Дом — это там, где ты живешь. И в общем смысле тоже. Дома у тебя семья, участок твой, любимая собака или кошка. А в профессии, если ты востребован, становишься как бы человеком мира. Тебя знают везде, но дом твой — здесь.
– Что бы вы подлечили в Барнауле, если бы он был пациентом?
– От централизации бы ушел. В каждом месте, где бы мы ни жили, должна была возможность развития — для личности, для специалиста, для детей. Я понимаю, что для этого что-то тут делается. Но как только человек чего-то здесь достигает — он уезжает. Его здесь нет, потому что нет условий для дальнейшего роста.
Как в Китае? Есть столица Пекин. А есть Шанхай, другие города, где жизнь кипит еще сильнее. Децентрализация. Пусть власть будет в Москве. Но в остальном у людей должен быть равный доступ к возможностям.
Я понимаю, что это нереально, система иначе выстроена. Но таково мое мнение.
Барнаульский психиатр рассказала, почему голова способна уничтожить тело, как не перепутать душевное расстройство с гормональным сбоем, зачем люди симулируют безумие и как не сойти с ума самому врачу
