Евгений Куксин – о новом заводе в Барнауле, "похоронах" производства и Москвиче

Барнаульский предприниматель Евгений Куксин не очень любит костюмы, предпочитая более комфортную одежду, его офис – в далекой от центра промзоне, а рабочий график расписан и на выходных. Он возглавляет предприятие "Алтайлесмаш", которое производит тяжелую гусеничную технику. В 2022 году компания выкупила 10 га земли бывшего моторного завода и планирует там построить новое производство, которое утроит объемы выпускаемых машин. Евгений Куксин рассказал "Толку", зачем нужен новый завод, почему в стране "похоронили" машиностроение и какие слова Мохаммеда Али ему близки.

"Выкупили 10 га моторного"

– Евгений Викторович, вы фактически намерены построить новый завод. Почему приняли такое решение?

– Наша действующая площадка рассчитана на производство 25-30 машин в месяц – около 250-300 в год. Этих мощностей нам уже не хватает, как и имеющейся земли – для расширения производства. Мы начали поиски участка и пришли к тому, что приобрели 10 гектаров территории бывшего моторного завода.

Здесь мы построим несколько производственных цехов. По завершении строительства планируем выйти на производство 1 тыс. машин в год.

– На какой срок рассчитан инвестпроект?

– Тут два пути. Первый – мы работаем при поддержке правительства края, минпромторга России, и тогда это может быть три года. Второй – реализуем проект постепенно, преимущественно собственными средствами, и тогда этот срок может составить до 10 лет. В любом случае мы это сделаем.

– Какой из этих двух путей вам ближе?

– Второй, конечно, потому что это свой путь. Но стремиться мы будем к тому, чтобы уложиться в три года. Пока ориентируемся на конец 2025 года.

Строительство и комплектация предприятия обойдется в целом примерно в 1 млрд рублей. Поэтому мы в любом случае рассматриваем привлечение кредитных ресурсов. Но и собственные деньги будем зарабатывать и вкладывать.

– Когда вы планируете выйти на площадку?

– Мы уже сейчас арендовали на соседнем моторном заводе около 2,5 тысячи "квадратов" и до конца этого года начнем варить металлоконструкции, чтобы они уже фактически из ворот в ворота "переехали" на свое место на новом участке. Планируем в январе выйти на экспертизы, в феврале – на градосовет, а весной – уже на площадку.

– Вы выбрали пустой участок под строительство, не корпус какого-то старого завода. Почему? Есть ли в Барнауле дефицит промплощадок под новые производства?

– Да, дефицит есть, и очень большой. Далеко не под каждый бизнес подходят площадки старых заводов. Модернизация старого еще труднее, чем строительство нового. Это просто дороже. Построить новый корпус – сразу под потребности, эффективный – выгоднее по всем параметрам.

"Производство похоронили"

– Почему возникла необходимость расширения? Вы планируете увеличить объем производства втрое. Очевидно, что без понимания перспектив вы бы не инвестировали в проект.

– Потребность есть, и она увеличивается. В Российской Федерации в принципе почти отсутствует производство гусеничных машин. Есть в Челябинске предприятие, плюс выпускают дорожно-строительную технику – и, по сути, больше ничего нет. А и сельскому хозяйству, и лесной, и добывающей отраслям такая техника нужна. Как был этот спрос, так он и сохраняется, а по некоторым сферам – увеличивается.

Страна у нас большая, где-то дорог нет в принципе, одни направления, много территорий малодоступных, до которых на колесной технике, даже вездеходной, просто не добраться.

В сельском хозяйстве в свое время почти загубили гусеничное направление техники, перешли на колесное, тем самым, кстати, снизив урожайность – за счет уплотнения грунтов. Сейчас начинают возвращаться к прежнему пути.

– Говорят, территория ваших машин – тундра, тайга, леса.

– Это справедливо, потому что там почти нет дорог, еще все развивается. Кроме того, практически вся импортная техника рассчитана на условия до минус 25, при более суровых температурах она не работает – это заложено и в механике, и в компьютерах.

– Вы замещаете сейчас какую-то импортную технику?

– Сейчас любая работающая в России техника изготовлена не здесь либо не полностью здесь, потому что производство похоронили, его нет – ни двигателестроения, ни машиностроения в принципе.

Я вижу, что на завезенных 100 машин производится одна наша. А время подошло к тому, что с учетом всех санкций и барьеров российским предприятиям предложили вернуться к собственному производству, больше углубиться.

"Я не прячусь в углу, я не ленивый"

– Вы уже расширяли производство?

– Конечно. В самом начале пандемии мы приняли решение увеличить и площади, и объемы. Не все тогда понимали, зачем так рисковать. Но я не сторонник того, чтобы в углу прятаться, я не ленивый. Я верю в то, что могу сделать. Получится ли? Посмотрю. Но я буду идти и смотреть. Знать путь и пройти его – разные вещи.

Мы вышли из пандемии с дополнительными 6,5 тыс. "квадратами" производственных площадей. Было 5 тысяч, стало почти 12 тысяч. Плюс еще участок купили под развитие на этой же площадке.

Мы сделали новые производственные цеха, раздевалки, душевые, комнаты приема пищи. Запускаем цех по пошиву спецодежды, потому что ее – хорошего качества – тоже на рынке практически нет. Сейчас чаще всего предлагаются варианты из плохих тканей и ниток, которые после третьей стирки можно выбрасывать, еще и выбора нет.

– Проект по расширению, который вы уже завершаете, направлен на рост выпуска машин?

– Нет, говорить только об увеличении объемов продукта нельзя. На 2019 год мы выпускали 100-120 машин. Но доля закупаемого материала тогда была больше. Сейчас мы закупаем литье, двигатели, радиаторы и ряд других компонентов. Но гораздо больше углубились в собственное производство. Больше обрабатываем литья, например. И при этом уже по этому году выходим на 220 машин.

– И, углубляясь, работаете в том числе на снижение себестоимости.

– Конечно.

– А проект на новой площадке тоже будет предусматривать вот такое углубление?

– Да, еще больше. Там будет и литейный комплекс, и ряд других новых производств. Опять же потому, что в России сложно найти некоторые компоненты и приходится в Китае искать.

"Надо поддерживать не пустое место"

– На других алтайских предприятиях рассказывали, что в этом году возникала проблема с замещением комплектующих, приходилось искать других поставщиков. Вы с этим столкнулись?

– Я бы сказал, что у нас возникала и до этого, и сохраняется сейчас другая проблема – отсутствие правильной кооперации. У нас промпредприятия формируют цену по своему усмотрению, дают максимум 5% скидки – хочешь бери, хочешь нет. Так рынки не работают – ни китайские, ни европейские. Что такое цена? Себестоимость материала, себестоимость самого производства и маржинальность. У нас же все иначе.

– Вы в такую кооперацию не готовы входить?

– Да почему? И у нас есть партнеры в поставках, и мы поставляем. Но это изначально неправильно выстроенная кооперация.

– Но сейчас время подталкивает к кооперации. Те же оборонные предприятия, заказы на которые выросли в разы, вынуждены входить в производственные связи с другими заводами, передавать им часть работы.

– Только потому, что производственных мощностей не хватает. Все же похоронено было. Закупали где-то на стороне. А сейчас возникла необходимость в объемах, но производить их не на чем и негде. Сейчас проводится много обсуждений: и в Госдуме, и в Росспецмаше – везде ставят вопрос о недостатке компонентной базы.

– Сейчас запустили федеральную программу, которая направлена на поддержку как раз производства компонентов. Она что-то изменит? Или нужно время?

– Это точно не завтра произойдет. В одночасье создать новое невозможно. Да, поддержать имеющееся можно. Но поддержка тоже не всем доступна. Для того чтобы что-то создать, нужно сначала что-то вложить. Но даже реальные проекты у нас рассматриваются сквозь определенную призму.

– Призму чего?

– Есть слово "одобрение". Но не всегда происходит реально оценка тех, кто действительно что-то может.

– А как оценивать реально?

– Для начала приехать и посмотреть на месте. Не проект, защищенный и кем-то одобренный поддержать, а настоящее дело. Чтобы это оказалось не пустое место, а реальное производство. Чтобы не в чистом поле средства осваивались – такие примеры мы ведь знаем.

"Просят сесть на "Москвич"

– Кого вы видите покупателями вашей продукции в ближайшие три года?

– Нас все спрашивают, почему называемся "Алтайлесмаш". Потому что начинали с поставок в эту отрасль. Но сейчас уже гораздо шире работаем: нефтедобыча, геология, сельское хозяйство.

Сейчас с рынка ушли японские гусеничные самосвалы. А мы их уже года три-четыре производим. Хотя об этом пока мало кто знает. Но, "наевшись" японскими машинами, мы потеряли операторский состав – они не хотят возвращаться на 15 лет назад. Все хотят ездить условно на "Мерседесе", а их просят сесть на "Москвич". Мы инвестируем в собственное производство, чтобы приблизиться если не к "Мерседесу", то хотя бы к "Тойоте". Модернизируя механику, улучшая свойства своих машин.

Хотя некоторые запросы спорны, конечно. Например, требуют резиновые гусеницы. Но забывают, что резина не держится на определенных поверхностях в определенных условиях. И примеры тому – ледяные дожди в Ленинградской области, где вся колесная техника встала просто, а железная гусеница поехала. Или когда в Венесуэле сезон дождей наступил – только наша техника работала и никуда не сползала в ходе грунтовых работ.

– Было у вас так, что старались пробиваться на более емкие рынки раньше, но не получалось?

– У меня в административном здании висит плакат с цитатой Мохаммеда Али. Мне ее в прошлом году сказал директор моторного завода Попов Александр Савватьевич. И я тут же заказал табличку, чтобы люди, даже заходя в здание, понимали, что нет ничего невозможного, всегда найдется выход.

Мохаммед Али: "Невозможно – это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди. Им проще жить в привычном мире, чем найти в себе силы что-то изменить. Невозможное – это не факт. Это только мнение. Невозможное – это не приговор. Это вызов. Невозможное – это шанс проявить себя. Невозможно – это не навсегда. Невозможное возможно".

– Это ваше кредо?

– Да. Если человек шага не сделал, но говорит, что нереально, то он мне не нужен. Человек сначала должен грамотно оценить ситуацию, начать путь, а потом уже делать выводы. Если он стоит и говорит мне, что вот этот объем за это время сделать невозможно, я спрашиваю, а что нужно, чтобы было возможно. Он предлагает: можно увеличить время работы. Хорошо. А если пойти другим путем и, например, завязать с курением на производстве? Сколько мы времени сэкономим? Это маленький пример. Человека нужно всегда направлять.

"Проще взращивать молодые мозги"

– А сколько у вас человек работает? И столкнулись ли вы с дефицитом кадров, о котором много говорят промышленники?

– Давно уже было понятно, что только собственными силами можно подготовить кадровый состав. Чем искать готовых специалистов на рынке со своими "тараканами", проще взращивать молодые мозги, перебирать, дать им возможность роста. Когда мы построим новый завод, здесь, на действующей площадке, организуем учебный центр – люди будут обучаться сборке, токарно-механическим и другим работам.

– То есть вы делаете ставку на молодежь?

– Да, причем даже не на городскую, из которой мало кто хочет работать. Я собеседования провожу только сам. Приходит человек, говорит, что пошел бы работать за 40-45 тысяч. Я спрашиваю: "А вы уже слесарь, подготовленный?" А он отвечает: "Да что там? Крути гайки да крути".

– Вы так последних не распугиваете?

– Пусть идут к другим. У меня входной билет на завод – 30 тысяч рублей. Это уже хорошие деньги для начала, и он уже в первый месяц при добросовестном подходе может заработать 37 тысяч. И дальше расти. Если человек рассуждает, что готов учиться, то такой человек мне нужен.