"Нужен мир, а не война". Ольга Казанцева – о защите детей, опеке и беременных в 16
Уполномоченный по правам ребенка в регионе Ольга Казанцева выдвинута на очередной срок: ее кандидатуру внес на рассмотрение регионального парламента губернатор. "Толк" побеседовал с омбудсменом о "плохой" статистике семейного неблагополучия, ранних беременностях, детских суицидах и других чувствительных темах.
Сироты при живых родителях– Ольга Александровна, ранее вы отмечали, что в крае растет число неблагополучных семей. Как обстоят дела сейчас и как статистика коррелирует с нашим социально-экономическим контекстом?
– Если смотреть данные комиссии по делам несовершеннолетних, то количество таких семей стало немного уменьшаться. На середину 2024 года в крае было 3,3 тыс. семей в социально опасном положении.
Если анализировать неблагополучие по количеству детей, оставшихся без попечения родителей, то здесь цифры стабильно высокие: от 800 до 900 детей ежегодно теряют родителей – и в силу их гибели, и по иным причинам, включая лишение прав.
Нет регионов, где бы не выявлялись сироты. Но у нас доля таких детей выше, чем в среднем по стране. На конец 2023 года их было более 7,7 тыс. То есть 1,67% детского населения у нас находится без попечения родителей. Средний показатель по стране – 1,23%. А в некоторых регионах уже и меньше процента.
Заметен восточный "крен": в Сибири и на Дальнем Востоке детей без попечения родителей больше. Кроме того, объемы употребляемых спиртных напитков однозначно коррелируют с сиротством. А вот социально-экономический фактор напрямую – нет. Например, у нас есть Южный федеральный округ, северо-кавказские регионы, где доход на душу населения не очень высокий, но уровень социального сиротства кратно ниже. На это влияет много факторов, и один из важных – это все-таки работа самой системы профилактики.
– Когда возникает дискуссия о судьбе ребенка из дисфункциональной семьи, часто приходится слышать "в детдоме ему будет не лучше". Сделать все, чтобы дети воспитывались кровными родителями и реже попадали в детдома, – задача федерального проекта "Вызов". В чем суть этой работы и как избежать в ней нездоровых перекосов?
– 14 регионов выбрали для участия в проекте не просто так, а как раз по причине большого числа детей "вне семьи": на момент включения в программу более 1,1 тыс. детей находились в государственных социальных организациях.
Перед нами стоит одна большая цель – снизить этот показатель. Эта работа по трем основным направлениям. Первое касается снижения семейного неблагополучия через преодоление кризиса в семье. Второе – содействие восстановлению родителей в правах. Это вполне обратимый процесс. Третье – передача детей в замещающие семьи, желательно родственникам: приоритет кровной семьи ребенка должен быть в любом случае.
Пока идет речь о косности системы, говорить о каких-то перекосах рано – сейчас нужно наладить саму работу по семейному сбережению.
– А как понять, что родителям можно дать шанс?
– Я бы эту линию провела так: во всех случаях, за исключением фактов жестокого обращения с детьми и фактов, связанных с половыми преступлениями против них, семьям нужно давать шанс для исправления.
10 млн на сбережение семей– Как часто родители восстанавливаются в правах?
– К сожалению, таких историй немного. За год у нас происходит порядка 400-500 лишений. В 2024 году порядка 40 родителей восстановили в правах в отношении 70 детей. Здесь родителям нужно оказывать содействие, не забывать категорию, с которой мы работаем: это люди с низкой правовой культурой, часто имеющие зависимости, у них может не быть работы, дома. Здесь важна реальная помощь государства – не только лекции и беседы.
– Какие конкретные меры нужны?
– Нужно, чтобы была реабилитационная среда. Ключевой вклад в социальное сиротство все-таки делают зависимости, преимущественно алкогольная. Реабилитация однозначно должна включать медицинский и социальный блоки. Если первый описан в наркологии, то все, что связано с социальной реабилитацией, еще требует хорошей проработки.
Я подготовила доклад о комплексной помощи алкозависимым родителям. Самая результативная – так называемая 12-шаговая модель реабилитации. Она связана с тем, что с зависимыми безвозмездно работают те, кто уже прошел путь выздоровления. Эта модель может реализовываться как в стационарных реабилитационных центрах, так и в терапевтических группах анонимных алкоголиков.
Мы эту работу проводим совместно с нашей епархией, стараемся развивать доступность групп в муниципалитетах. Сейчас в основном это развито в городах. Но уже открыты группы в Целинном, Тальменском районах. В пятницу уезжаю в Кулунду, в Мамонтово, где также планируем эту работу организовать. Участвовать в группах можно и дистанционно. Но первый этап реабилитации – всегда медицинский.
– Стоит ли ожидать, что по проекту регион получит деньги на создание тех же реабилитационных центров, обучение специалистов?
– На строительство – нет. Но при поддержке федерального омбудсмена Марии Львовой-Беловой регион получил 10 млн рублей на 2025 год для того, чтобы оказывать реальную материальную помощь. Оператором этих средств выступает алтайское отделение Российского детского фонда.
Буквально сегодня я консультировала районы, где семьям нужно починить крышу и отремонтировать печное отопление, чтобы дети не проживали в государственной организации. Есть возможность использовать эти средства на ремонт, аренду жилья, на реабилитацию родителей, для найма нянечек.
Прямо сейчас у меня в работе находится ситуация с мамой, которая в одиночку воспитывает двоих детей, один из которых – инвалид. Мама хочет поместить его в госорганизацию, потому что она элементарно устала. Мы сейчас делаем все, чтобы у нее появился помощник.
Федерация нам дала разрешение выделять до 300 тыс. рублей одной семье. Это не означает, что каждой дадут именно столько – истории очень индивидуальны.
Хотелось бы, чтобы у нас появились кураторы случая. Это доверенное лицо семьи, которое маршрутизирует ее. Сейчас эта технология реализуется только в усеченном формате органами соцзащиты: нагрузка на специалистов по работе с семьей очень высокая.
Важно не детей аккумулировать в госучреждениях, а эти деньги перераспределять и приближать услуги к семье. Принцип семейного сбережения связан с помощью, а не с карательными мерами. Нам нужен мир с семьями, а не война.
Куда смотрит опека– Когда происходят чудовищные случаи с детьми, пострадавшими от рук родителей, почти всегда "битой" оказывается опека. Насколько справедливы эти обвинения в адрес службы?
– Существует такая практика – возбуждение уголовных дел по факту преступления, а не в отношении конкретных лиц. Они заводились по всем делам, которые имели общественный резонанс. Но до решения суда доходили только единицы, в которых подтверждался состав преступления по статье "халатность".
Мы двигаемся по пути увеличения штатной численности органов опеки, для меня это было принципиально важно. Ну не может один специалист выполнять тот функционал, который на него возлагает законодательство. 10-15 лет назад, возможно, одного человека хватало – не было раньше такого числа споров по определению места жительства детей. А количество таких дел ежегодно вырастает примерно на 10-12%.
Я хочу подчеркнуть, органы опеки работают не только с неблагополучными семьями. Они выдают разрешения на сделки с имуществом, следят за условиями проживания детей в замещающих семьях. А если еще на территории находится центр помощи оставшимся без попечения родителей – объем работы возрастает кратно.
Эти специалисты ходят под дисциплинарной и уголовной ответственностью. В некоторых регионах есть факты нападения на сотрудников, в том числе с причинением вреда здоровью.
Эта проблема есть по всей стране. Какие предлагаются решения? Во-первых, максимально повышать статус органов опеки и их управляемость. Нужно "приподнимать" их на уровень администраций районов, региона – создавать, например, территориальные отделения.
Нужно повышать и заработную плату, и престиж, и квалификацию. У меня было предложение – открыть на базе одного из наших вузов хотя бы магистратуру, которая могла бы людей делать крепкими профессионалами. Сейчас специалист органов опеки должен быть универсальным солдатом – знать Гражданский и Семейный кодекс, понимать судебный процесс, быть великим психологом, реализовывать разные социальные технологии.
Мама за решеткой– Бывает и так, что родители оказываются в тюрьме. К вам обращаются женщины из исправительных учреждений с вопросами, как не терять контакт с ребенком. Как вы работаете с этой непростой категорией обращений?
– На самом деле у нас большая часть родителей, находящихся в колониях, не лишены прав. Однако дети получают статус оставшихся без попечения родителей – в этом главная сложность работы.
Как только человек помещается в места лишения свободы, он поражается в правах. И даже если он не лишен родительских прав, у него мало возможностей их осуществлять: выплачивать алименты, звонить, писать письма. Те, кто берет детей на воспитание, могут просто не создавать условия для поддержания контакта.
Проблема еще в том, что часто такие родители страдают зависимостями и в местах лишения свободы находятся в искусственной ремиссии. И как только они выходят, зависимость может вернуться. Знаю, УФСИН прилагает большие усилия по реабилитации от наркозависимости. И на очереди, конечно, такой же вопрос по реабилитации от алкоголизма.
Мы выезжаем в места лишения свободы, собираем запросы, помогаем налаживать отношения через службу опеки. Не так давно я вышла с предложением – чтобы при передаче ребенка в замещающую семью в договоре была прописана обязанность опекунов создавать условия для общения: письма, звонки и на усмотрение – свидания.
Цель наших выездов – не изучать детали уголовного дела и проступка. Мы решаем детско-родительские отношения. Например, в шипуновской колонии находится женщина, у которой пятеро детей. Они сейчас находятся в одном из детских домов. Папа их не забирает. Мама плачет и беспокоится, она не хочет быть лишенной прав.
Рано повзрослевшие– Иногда в вашей работе удается, как сейчас говорят, собрать "бинго" – я имею в виду мам, которые сами, по сути, являются детьми. Порой кажется, что массовая культура поощряет ранние беременности. А каков взгляд детского омбудсмена на эту проблему?
– Если говорить с правовой точки зрения, у нас все-таки есть возраст согласия, до достижения которого половые отношения будут квалифицированы как преступление против половой неприкосновенности.
В 2024 году в крае родителями стали 182 несовершеннолетних – как девочек, так и мальчиков, хотя первых заметно больше – 170 человек. Но в основном, подчеркну, это 17-летние девушки. Бывают случаи, когда мамами становятся девочки 14-15 лет.
Но даже если девочка стала матерью, чаще всего случайно, важно, чтобы у нее была поддержка, чтобы она не отказывалась от ребенка. Нужно, чтобы молодая мама имела возможность получить среднее образование или профессиональное, чтобы были выделены все пособия, гарантированные государством.
Девочки получают материнские сертификаты, правда, воспользоваться ими могут только по достижении совершеннолетия. Хорошо, если есть возможность вступить в брак. Потому что все-таки чаще всего дети рождаются от любви.
В целом из всех случаев такие базовые потребности, как кров, питание, нужны где-то трем-четырем несовершеннолетним. Это девочки из неблагополучных семей, где ресурсов для их воспитания было немного, и вернуться туда они не могут. Или это девочки-сироты, которые обучаются в профорганизациях и которым сложно оставаться в общежитии с малышом. Эти обстоятельства являются основанием для проживания в кризисном центре для женщин. Но это не типовые случаи.
Во всех остальных обычно есть бабушки, дедушки. Они принимают внуков себе в семью и помогают молодой маме на этом непростом этапе, и это правильно.
– Еще одна крайне чувствительная тема – детские суициды. Как часто такие трагедии случаются в нашем регионе? Какие рабочие механизмы их предотвращения существуют?
– Действительно, последние три года отмечается рост количества завершенных суицидов. В 2024 году у нас было 17 таких случаев, 6 из них – в Барнауле, в частности, в Индустриальном районе.
Родителей эта тема очень волнует, я это вижу, когда прихожу на родительские собрания. Слава богу, у них теперь высокая осведомленность: благодаря работе школы, системы здравоохранения родители учатся видеть маркеры.
На федеральном уровне была создана рабочая группа по кризисным состояниям несовершеннолетних. Основная задача – разработка моделей эффективной профилактики суицидального поведения. Наш регион также включился в эту работу.
У нас сложилась система выявления детей, склонных к суицидальному поведению. Их выявляют по самоповреждениям, характерным высказываниям, совершенным попыткам. На основании этих признаков дети берутся под наблюдение. Я руковожу краевой группой по реагированию на случаи суицидального поведения. Мы собираемся не реже раза в квартал, анализируем статистику и даем системные рекомендации органам власти.
Главная рекомендация родителям – оставаться чуткими. Внимание должно быть приковано к резкому изменению поведения, например пищевого. Нужно обязательно обращать внимание на нарушения ночного сна. Если есть проблемы – это повод идти к врачу.
Нужно обращать внимание на самоповреждения – ни в коем случае не бояться и обязательно обращаться за психиатрической помощью. У нас, к сожалению, есть негативные примеры, когда родители выявили суицидальные намерения, однако отказались от психиатрической помощи, и закончилось все летальным исходом.
Нельзя рассуждать в духе "он ребенок, какая у него может быть депрессия". Дети устают и истощаются от трудных детско-родительских отношений, от избыточных или недостаточных требований. От трудностей в школе, когда тяжело дается образовательная программа. И конечно, важное значение имеют отношения с противоположным полом. Разрыв романтических отношений часто является триггером. Нужно своего ребенка поддержать и ни в коем случае не обесценивать его переживания.
Новые задачи и рецепты от выгорания– Глава региона снова выдвинул вашу кандидатуру на должность детского омбудсмена. С каким багажом вы идете на новый срок?
– В фокусе особого внимания – защита интересов детей участников СВО. Например, работаем с обращениями отцов, которые остались единственными законными представителями из-за смерти матери или лишения ее прав. Обращались в воинские части, чтобы таких отцов демобилизовать. Были также вопросы о взыскании алиментов с военнослужащих, об оформлении льгот для детей.
Продолжаем работать с минобром над созданием условий для детей с ОВЗ. В частности, в последнее время мы активно занимались созданием условий для обучения детей с аутизмом, с сахарным диабетом.
Конечно же, работаю над темой буллинга: я выходила к губернатору с инициативой по созданию комплекса мер по профилактике травли.
Актуальным остается вопрос оказания психиатрической помощи. У нас немного психиатров в территориях, идет большая нагрузка на краевой психоневрологический диспансер. Внесла предложение министру здравоохранения, и уже выделены деньги на проектно-сметную документацию для нового современного корпуса. Психиатрическая помощь не должна быть стигматизированной.
Продолжаем кампанию по профилактике травматизма. На повестке стоит тема пожарной безопасности – нужно расширять доступность датчиков. Семьи в социально опасном положении должны быть ими оснащены.
Продолжаем заниматься профилактикой происшествий на воде, повышать знания по оказанию первой помощи. Ну и ключевое направление нового периода – профилактика социального сиротства, о чем мы говорили вначале.
– Люди помогающих профессий чаще других сталкиваются с выгоранием. В чем вы черпаете силы?
– Это любовь к своей работе. Когда видишь результат и, пусть даже это громко и пафосно сказано, измененные в лучшую сторону судьбы – это, безусловно, дает силы.
2024 год стал для меня особенным – я приняла осознанное решение стать наставником ребенку, оставшемуся без попечения родителей. Это девочка, она учится в профессиональном колледже. Раньше она проживала в замещающей семье, потом в детском доме. Это новая активность в жизни и новое понимание ответственности.
Из хобби я бы выделила чтение художественной литературы. Я поставила себе цель прочитать всех нобелевских лауреатов по литературе.
Ресурс мне дают также здоровый образ жизни и моя любимая семья: родители, дочь и супруг, с которым мы движемся к серебряной свадьбе.