Алтайский эколог рассказал, как добывают 7 кг золота с ущербом на миллиарды рублей, лунных пейзажах, которые нужно спасать, и есть ли в заказниках "колючая проволока"
Краевой Следком продолжает расследовать уголовное дело по факту разрушительной золотодобычи в Солонешенском районе. Как уточнили в ведомстве, обвинение пока никому не предъявлено. Против деятельности старателей массово выступили местные жители. Но нередко голоса протеста в крае звучат и по поводу созидательных инициатив — когда появляются новые памятники природы или нацпарки. Сейчас экологи готовят предложения по расширению особо охраняемых природных территорий (ООПТ) на ближайшие 10 лет и морально готовятся отстаивать некоторые позиции "с боем".
О конфликте экологии и экономики "Толк" побеседовал с известным "зеленым" общественником, экспертом ОНФ и одним из идеологов создания нацпарков "Салаир" и "Горная Колывань" Алексеем Грибковым.
Золото в мутной воде
– Одна из самых громких тем в экологической повестке края — ситуация с добычей россыпного золота в Солонешенском районе. Какие нарушения со стороны старателей обнаружились? Что вообще там сейчас происходит?
– Продолжают копать. Но органы власти развили кипучую деятельность вокруг этой ситуации, и понятно почему: массовые сходы, выступления и обращения жителей. И мощный резонанс в СМИ, за что вам огромное спасибо.
Роснедра ответили, например, что они выявили нарушения в деятельности золотодобывающей компании и внесли ей представление исправить их в течение 12 месяцев. Росприроднадзору поручено провести проверку в части соблюдения законодательства по охране объектов растительного мира, занесенных в Красную книгу России и края. Однако такие проверки уже многократно проводились. Суеты много, толку мало.
Было два судебных процесса, есть два решения, которые вступили в законную силу. В решении четко сказано — запретить деятельность.
Первый раз такое решение, я напомню, было вынесено еще в 2019 году, но в отношении другого юрлица – фирмы "Ануй". Но они ведь учредили новое – ООО "Артель "Солнечная" и переоформили лицензию. Я привожу такой пример: если человек, не дай бог, совершил преступление и быстренько смотался в ЗАГС, поменял фамилию — всё, можно его освобождать от ответственности?
– А эта аффилированность в процессе проверок никого не смутила?
– Она общеизвестна. Но сейчас, наверное, время такое настало, когда за казуистикой просто смысл теряется. В частности, в ответе Роснедр говорится: ну да, мы знаем, что суд запретил деятельность, но он же не запретил переоформлять лицензию.
Никакие органы исполнительной власти у нас не уполномочены как-то по-своему интерпретировать решения суда — их нужно исполнять. А они находят какие-то не лазейки даже, а выкрутасы — я их по-другому не назову.
В частности, когда последний суд вынес вердикт о законности отказа на проект освоения лесов, золотодобытчики принесли другой — и им разрешили.
"Они в лепешку разобьются"
– На ваш взгляд, в чем причина происходящего — в деньгах, налогах?
– Они за всю свою деятельность до первого решения суда 11 тыс. рублей перечислили в местный бюджет — налог на добычу полезных ископаемых.
НДФЛ поначалу шел в Барнаул. А сейчас они вообще зарегистрированы в Новосибирске, и подоходный налог отчисляется туда. Да и что такое этот НДФЛ? У них штук 20 рабочих мест, из них 17 или 18 — вахтовики. И запасы золота таковы, что максимум старатели там проработают 3-6 лет. 10 рабочих мест на этот срок — это великое развитие экономики?
Даже если там какая-то экономическая целесообразность есть, суд назначил экспертизу для установления масштабов возможного вреда. Размер потенциального ущерба оценен в 1,1 млрд рублей! Это ведь тоже финансовое бремя, которое ляжет на государство, на нас как на налогоплательщиков. Если это экономика, то я, наверное, в этой жизни что-то не понимаю.
– Складывается абсурдная ситуация: все осознают ущерб, это подтверждено надзорными органами, судами, но золотодобыча продолжается. Где та "кнопка", на которую нужно нажать, чтобы все это прекратилось?
– Я не претендую на истину в последней инстанции, но мой большой опыт в этих вопросах говорит о следующем. Все мы — заложники той системы, которая сложилась.
Роснедра как орган власти должны показывать свою эффективность, KPI так называемый. Он заключается в количестве выданных лицензий: чем больше выдали, тем больше молодцы. Но как это делается? Лицензия выдается в заявительном порядке, и процедура упрощена просто донельзя. Мы знаем, что есть лицензии, которые получали автошколы, "Рога и копыта" всевозможные.
Но никакой оценки рисков при этом просто нет. Есть процедура, когда Роснедра запрашивают информацию в местных органах власти о наличии или отсутствии особо охраняемых природных территорий. Нет их? Все, можно добывать. А тот факт, что могут быть места обитания редких и исчезающих видов, не оценивается.
Недропользователь приступает к работе, проводит разведку, оценку месторождения, вкладывает деньги, время, силы. А потом вдруг возникает ситуация, что по закону тут и добывать-то нельзя. Но ему нужно "отбивать" свои вложения, что и происходит с "Артелью "Солнечной".
На участке недр "Коргончик" в Чарышском районе разведку проводили в абсолютно недоступной высокогорной местности, где нет дорог. Туда буровые установки, бытовые вагончики и транспорт завозили вертолетом! Представляете, какие это вложения? Теперь они, конечно, в лепешку разобьются, чтобы эти деньги отыграть.
Второй момент заключается в отсутствии оценки не только рисков, но и целесообразности. В случае с Солонешенским районом прогнозные запасы золота на 50 км долины реки Ануй с частью двух притоков составляют 57 кг. Помножьте эту цифру даже на "космические" цены на металл, вычтите затраты на добычу и учтите ущерб, о котором я говорил. И где тут экономика?
Может возникнуть логичное возражение: мол, раз копают, значит, все-таки есть экономический интерес. Конечно. Если не платить за ущерб и полностью снимать с себя издержки на природоохранные мероприятия.
"У нас здесь не Колыма"
– Еще в 2017 году я услышала от минприроды, что ущерб природе от добычи золота — неизбежное зло. А на ваш взгляд, может ли золотодобыча быть чистой и экологичной?
– Вот тут и возникает вопрос весов: кладите на одну чашу целесообразность и экономическую эффективность, на другую — вред, который причиняет эта деятельность.
У нас все месторождения россыпного, я подчеркну, золота — это первые десятки килограммов максимум. Килограммов! Все месторождения россыпного золота в Алтайском крае относятся к бедным и незначительным, это официальная градация. У нас здесь не Колыма. Однако иногда одобряется добыча с прогнозными запасами 7 кг, 9 кг. Я считаю, что такие лицензии просто не должны выдаваться.
У нас есть добыча рудного золота. Например, был огромный проект у "Золота Курьи" – больше тонны в год добывалось. А тут на несколько лет "размазано" 50 кг на 50 км реки. Но "Золото Курьи" обанкротилось. Не наводит на какие-то мысли?
Добыча рудного золота — тоже не подарок для окружающей среды, от нее тоже остаются разрушенные территории, "прелести" с отвалами. Но она хотя бы локализована и не тянется десятки километров по рекам.
То, что потом называют рекультивацией, — это просто прорыть канаву и пустить туда воду. Но вы воду, которая течет из-под крана, называете ручьем или родником? Наверное, нет. И вода в искусственном русле — это не река, потому что у реки есть целая экосистема и свой определенный природный режим, это кровеносная система природы, которая высоко в горах начинается и в океане только заканчивается.
"Это не "хотелки" экологов"
– Предотвратить дальнейшее наступление на природу могло бы создание нацпарка "Горная Колывань", который как раз включает в себя территории упомянутых районов. Но этот процесс у нас снова затормозился. По каким причинам?
– Затормозился — не совсем точное слово. Тут важно знать историю вопроса, а он еще в 1980-е годы поднимался.
"Наш" отрезок начался не в прошлом и не в позапрошлом году, а еще в 2011-м. Это тоже, на секундочку, 13 лет. Первый документ, который был принят в 2011 году, назывался "Концепция развития системы федеральных особо охраняемых природных территорий". Его подписал Владимир Путин, будучи главой правительства РФ. Там "Горная Колывань" стояла со сроком создания — 2017 год. Потом сроки неоднократно переносились.
Несколько лет назад провели комплексные экологические обследования на средства федерального бюджета. И это не просто какие-то "хотелки" экологов — это материал, который доказывает, что создавать нацпарк необходимо.
В итоге власти должны были завершить работу по обсуждению и по уточнению окончательных границ. Согласовать это с множеством федеральных органов власти. Этого не сделано.
Кстати, для добычи полезных ископаемых ничего этого не требуется. А для создания ООПТ нужно такие круги пройти! Хочется сказать, круги ада, но не буду.
Вообще, эта работа очень тяжело идет в стране. Почему? Потому что у природы нет таких лоббистов, как у бизнеса.
Хотя я абсолютно в этом уверен, и многие люди во власти это понимают, – без нее не может быть никакого устойчивого развития. Мы все зависим от природных ресурсов. Мудрости североамериканских индейцев приписывают выражение: "Только когда будет отравлена последняя река, когда будет поймана последняя птица, когда будет выловлена последняя рыба — вы поймете, что деньги нельзя есть".
– При создании ООПТ нередко можно услышать опасения людей, что им якобы запретят ловить рыбу, собирать дикоросы и охотиться на хищников, которые подходят близко к населенным пунктам. Что вы отвечаете на эти аргументы?
– Иногда люди говорят то, что не имеет никакой связи с реальностью. Например: "У нас заберут". Но как они себе это представляют? Возьмут речку и унесут куда-то? Или "Нас не пустят". Кто не пустит? Где вы видели хоть одно КПП или колючую проволоку?
Читайте ст. 15 федерального закона об особо охраняемых природных территориях, там все написано русским по белому. Добывать золото, строить промышленные объекты нельзя.
Ловить рыбу, собирать ягоды, орехи, пасти скот и заготавливать сено можно. Но, конечно, это будет контролироваться, и как попало это делать нельзя. И браконьерством нельзя заниматься, и рыбу ловить сетями или глушить динамитом. И некоторым это не нравится. То же самое касается охоты. Но если бы это была охота, как в прежние времена у промысловиков! Сейчас же это, как правило, снегоход, квадроцикл, тепловизор на дроне. Это не охота, а истребление.
Все, что касается нормальных законных потребностей местного населения, разрешено: традиционное хозяйствование приветствуется. Например, в нацпарке "Салаир" живут староверы — они часть этой природы. Это наше культурное наследие, это нужно сохранять. Они там тоже рыбачат. Но откуда у них там электроудочки?
Салаирские "тропики"
– Кстати, в 2024 году в нацпарке "Салаир" завершилось лесоустройство. Что это за мероприятия и как они помогают достичь экологического баланса?
– Это обязательная процедура, она очень сложная и долгая, велась два года. Специалисты обследовали территорию, выявляли породный состав, возраст деревьев. Это базовая информация для дальнейшего сохранения леса, потому что невозможно сохранять то, чего не знаешь.
Вообще Салаир — до сих пор terra incognita, и лесоустройство не снимает всех вопросов. В некоторые места очень трудно попасть — только пешком или на коне. Там каждый год находят новые для края виды растений и животных.
Не надо искать там тигра или снежного человека, боже упаси. Там масса другого интересного для науки. Это удивительная экосистема, потому что она работает как тропический лес. Знаменитый ботаник Николай Лащинский назвал черневую тайгу Салаирского кряжа дождевым тропическим лесом Сибири. Там травостой достигает 4 метров в высоту! Там никогда не промерзает почва, поэтому в ней биологические процессы идут круглый год, как в тропиках.
– Что нашему обществу продемонстрировал пример "Салаира"? Люди убедились, что не так страшен черт и можно спокойно ходить по грибы, пасти скот?
– Да, там тоже люди протестовали, писали письма. Прошло четыре года, как создан нацпарк, и я, бывая там, через раз слышу: "Наш национальный парк". Это меня очень сильно зацепило.
Кого-то, конечно, ловили на браконьерстве — кемеровчан, например. Эти не говорят: "Наш национальный парк".
Там было выдано около 15 лицензий на добычу золота! Если бы не нацпарк, этой природы уже бы не было. Так и нужно развиваться. Я не предлагаю весь Алтайский край сделать нацпарком. Но "Горная Колывань" площадью не менее 160 тыс. га – крайняя необходимость. Иначе мы лишимся последних уголков нетронутой природы, бренда Алтайского края.
Нам ведь еще нужна самоидентификация. Если, не дай бог, не станет ленточных боров, мы уже не будем Алтайским краем. Так же и с Колыванью, и с Чарышом, и с Салаиром, и с Кулундой и т. д.
"Работают за идею"
– К сожалению, в крае есть проблема кадровой обеспеченности в заповедных территориях: один инспектор с небольшой зарплатой в поле не воин, тем более против тех же "упакованных" браконьеров. Как в этих условиях удается следить за порядком?
– Цифры для сравнения. У нас есть множество региональных ООПТ и две федеральные — Тигирекский заповедник, площадь которого увеличилась вдвое, и нацпарк "Салаир". Площадь всех ООПТ регионального значения — около 800 тыс. га. Площадь "Тигирека" и "Салаира" – 240 тыс. га. Так вот, на 800 тыс. гектаров у нас сейчас приходится порядка 25 человек. А в нацпарке и заповеднике только инспекторский состав включает 30 сотрудников. Не хватает и этого количества, как и техники.
Кроме того, заповедник и нацпарк — это не только инспекторы. Это ученые, отдел по развитию туризма и экологическому просвещению. Общая численность учреждения, которое управляет Тигирекским заповедником и нацпарком "Салаир", около 100 человек. Это к вопросу о добыче россыпного золота, на которую нанимают 15-20 человек на два года. А здесь — 100 постоянных рабочих мест, не считая потенциала развития туризма и прочие, как говорят, мультипликативные эффекты. И это навсегда. Больше 100 лет в России существует заповедная система и пока еще не обанкротилась.
Конечно, нужно добавить ставок и поднять зарплату, это самый больной вопрос. У старших инспекторов, наверное, до 30 тыс. сейчас она доходит. Это мало. Это опасная, тяжелая работа — и в жару, и в холод, и в гнус, и в распутицу.
Если у человека нищенская зарплата, он неизбежно думает, как прокормить семью. И мы сами его толкаем на этот выбор — на браконьерство. Слава богу, у нас этого нет. Хотя не секрет, что такие вещи иногда "вылезают". Помимо достойной зарплаты, нужно и страхование жизни.
Огромное количество людей по всей стране занято в этой сфере. Но у них нет даже официального профессионального праздника. Это тоже о чем-то говорит.
"В аду гореть будем!"
– Когда мы говорим о заповедных уголках, то часто представляем горные пейзажи или леса и редко — степь. Вы отмечали, что эта экосистема недооценена. Как сохраняются степные ландшафты?
– Основной упор в новой схеме развития ООПТ, которую мы с коллегами сейчас разрабатываем, предлагается сделать как раз на степных экосистемах. Для подготовки предложений в схему мы объездили всю Кулундинскую зону. Мало кто знает, что в Алтайском крае есть даже полупустыни. Например, озеро Большой Тассор на территории действующего заказника: там такие такыры, которые встречаются обычно на юге Казахстана!
Ценность того же леса все понимают. А когда говоришь про степь, самое первое, что звучит от людей несведущих: "Столько земли пропадает". А это такая же экосистема. Только в степи могут жить некоторые растения и животные. А степей осталось крайне мало: когда поднимали целину, территорию тотально распахали, и степные участки уцелели буквально клочками — в неудобьях, на солончаках.
В Красной книге масса степных видов, многие потеряны безвозвратно. Дрофа жила в Алтайском крае — самая большая летающая птица России. У стрепета бывают только случайные залеты, а когда-то он здесь гнездился. Кречетки, или степной пигалицы, которая была просто лицом степей Алтая, нет больше. С растениями еще хуже. А есть эндемики, которые растут только здесь и больше нигде в мире. Мы имеем право их уничтожить? Мы потом в аду будем гореть, если такое допустим.