"Не все мечтают уехать": как миграция меняет качественный состав населения Алтая

Из Алтайского края в другие регионы России уезжает на 60% больше людей с высшим образованием, чем приезжают сюда. Между тем покинуть регион мечтают далеко не все – от 35 до 60% жителей, в принципе, не хотят менять место жительства, а многие, в том числе молодые семьи, остались бы и на селе, будь там работа и "социалка".

О том, стареет ли край, замещают ли умных коренных жителей менее образованные приезжие и есть ли риски, что село умрет, "Толк" поговорил с Алие Сергиенко, профессором кафедры государственного и муниципального управления Алтайского филиала РАНХиГС, доктором социологических наук.

Утечка мозгов не останавливается

– Если посмотреть статистику последних пяти лет, то можно увидеть, что тысячи жителей Алтайского края уезжают в другие регионы, а к нам едет немало жителей стран СНГ. Это позитивный или негативный тренд, на ваш взгляд? Есть ли что-то новое в этом процессе?

– Давайте начнем с того, что уже 20 лет, с 2001 года, мы наблюдаем в регионе миграционную убыль. Сокращение происходит по двум направлениям: из-за превышения смертности над рождаемостью и за счет большого количества выбывающих из края.

В 1990-х годах картина была иная. Численность населения, несмотря на уже отрицательные показатели естественного движения, росла как раз благодаря переезду сюда жителей из стран бывших союзных республик, в основном из Казахстана.

И да, до сих пор мы видим превышение прибывших из стран бывшего СССР над выбывшими туда. Они остаются здесь. Вряд ли можно рассматривать наш край как перевалочный пункт.

Нельзя говорить, что те, кто к нам приезжает, формируют исключительно негативный тренд. Посмотрите, насколько они востребованы рынком труда – там, где местная рабочая сила не проявляет интереса. Они востребованы.

Здесь я могу привести некоторые результаты межрегионального исследования, которое мы проводили совместно с коллегами из Саратова и Хабаровска – о миграции в село трудовых мигрантов. Мы выезжали в разные районы края, рассматривали точечно кейсы, как устраиваются мигранты, как они себя чувствуют.

Оказалось, что работодателям сложно найти работников из местных жителей на те вакансии, которые в итоге заняли мигранты, – это, например, пастухи, строители.

Конечно, вопросы есть. Скажем, связанные с их формальным трудоустройством. Но нельзя оценивать их приезд как негативный тренд.

– Но вы сейчас говорите скорее о гастарбайтерах. Не о тех, кто приехал сюда на постоянное место жительство.

– В большей степени о первых, конечно. Но некоторые из них остались здесь жить и даже организовали свой бизнес.

– Те, кто приезжают сюда жить: привозят семьи, рожают детей, покупают жилье, организуют бизнес – они на фоне отъезда "коренных" жителей края как-то качественно меняют состав населения? Влияют на него?

– Я бы сказала, что потоки мигрантов, которые идут из стран СНГ, более образованные, чем обратные – тех, кто уезжает туда. В этом разрезе мы остаемся в выигрыше. С 2015 года в Алтайский край приезжает мигрантов из бывших советских республик с высшим образованием на 20% больше, чем уезжающих отсюда в страны СНГ.

Со странами дальнего зарубежья у нас проигрышная ситуация, по этому направлению остановить утечку мозгов нам не удается. Уехало туда от нас людей с высшим образованием на 22% больше, чем прибыло к нам. Но их доля в общем потоке совсем незначительная.

– Существует много стереотипов о том, что якобы к нам приезжает много необразованных гастарбайтеров, готовых на низкоквалифицированный труд, а из края уезжают люди с хорошим образованием, амбициями. Так ли это?

– Не совсем. Здесь важно подчеркнуть, что основные потери мы имеем все же на межрегиональном уровне внутри страны. В этом случае действительно людей с высшим образованием из края уезжает на 60% больше, чем тех, кто приезжает к нам.

Но говорить в целом о том, что от нас уезжают люди более образованные, однозначно нельзя. Уезжают и приезжают очень разные смешанные потоки. Скажем, покидать край могут люди и без образования – еще школьники или, напротив, жители очень преклонного возраста, которые переезжают вместе с детьми.

Нельзя говорить о каком-то существенном превалировании. Но если мы берем группу мигрантов с высшим образованием, то тут мы, конечно, теряем. "Перетягивают" к себе Новосибирская, Кемеровская области и регионы Центрального федерального округа.

Дорога в мёртвое село

– Можно ли говорить, что уезжает больше молодых, а население края стареет?

– В целом да, вы правы. К сожалению, это так. Более активное население уезжает. Потери в молодежи настолько значительны, что, по данным Росстата, они составляют около 70% из общего объема покидающих край. Это, конечно, далеко не благоприятная ситуация.

– В интервью "Толку" губернатор Виктор Томенко сказал, что насильно удерживать молодежь нельзя, да и невозможно, но нужно создавать условия, чтобы она оставалась. Вы считаете, это возможно?

– Этот вопрос находится в поле очень активной дискуссии ученых, практиков. И даже на наших конференциях бывают противоположные взгляды на этот вопрос.

Есть те, кто говорит, что для того, чтобы переломить такие негативные тренды, как отъезд сельского населения в город и в другие регионы, нужны такие крупные институциональные преобразования, что вызывает сомнение вопрос, а нужно ли вообще останавливать эти, казалось бы, очевидные тенденции. Всегда столица будет привлекательнее для жителей провинции, а региональный центр – для выходцев из села. Нужно ли поворачивать эти процессы вспять?

Более того, есть точка зрения, что на селе – до трети "лишних" жителей и было бы хорошо, чтобы они оттуда уехали. Это позиция связана с ростом производительности труда.

Но у нас позиция другая. Мы считаем, что, прежде всего, нужно смотреть, что объективно происходит на рынке труда. Не просто на количество вакансий, а на то, какие нам рабочие места нужны в реальности.

Кроме того, необходимо учитывать, что регион – система устойчивая, в ней трудно что-то поменять быстро. Да, если определенный миграционный процесс наладился – из села в город, из региона, остановить его сложно. Но это не значит, что не нужно инвестировать в развитие. Однако делать это нужно, держа руку на пульсе, прогнозируя определенные вещи.

Мы изучали миграцию из районов, из которых идет крупный отток – до 20-40 промилле (20-40 человек на 1 тыс. населения). И посмотрели там инвестиционный процесс. Есть районы, вложения в которые были примерно в полтора раза больше, чем в среднем по краю. И какой получили эффект? За год-три – никакого. Село – тоже очень консервативная система.

– То есть недостаточно вложить миллиард рублей в район и ждать, что люди перестанут оттуда уезжать?

– Конечно. У нас в Кулундинской зоне есть населенный пункт, к которому решили построить хорошую дорогу. Сейчас ее называют "дорогой в мёртвое село". Потому что пока решали, пока строили действительно качественную дорогостоящую трассу, оттуда все уехали. Решения без учета прогнозов и трендов не дают результата. Вот что важно.

Но – еще раз – это не значит, что вкладывать не нужно. Это необходимо делать – в первую очередь в поддержку молодежи. Создавать жизнеобеспечивающие комплексы.

Согласно нашим опросам молодежи края в 2017, 2020 годах, до 30% хотят остаться жить в селах. Картина не столь ужасающая, как кажется! Да, 60% хотят уехать, хотя в кризисные периоды эта доля сокращается до 35%. Поэтому важно найти, чем их остановить.

Конечно, это объекты молодежного, прежде всего спортивного досуга, более высокопроизводительные рабочие места, устойчивая мобильная связь, что очень важно. Для молодых людей также важно наличие школ и медицинских объектов.

Здесь в свое время была совершена ошибка, которую признали на федеральном уровне: закрытие школ и поликлиник приводило к отъезду целых семей. Сейчас ошибки учли, начали восстанавливать ФАПы. Но теперь уже нужно искать кадры туда, они тоже уехали.

"Заболел комбайнер – проблема"

– Можно ли говорить, что постепенное "вымывание" людей из сел в дальнейшем может привести к тому, что край перестанет быть аграрным? Если большая часть людей переедет в города, кто будет работать на земле? Не приведет ли это к "аннексии" региона крупными холдингами, на которые будут работать вахтовым способом? Это, конечно, несколько утрированный сценарий, и однако же.

– Такой риск если и есть, то он очень отдаленный. Что происходит с экономической структурой Алтайского края? Если мы вернемся в 1990-е годы, то тогда наш регион был индустриально-аграрным. Вклад в валовый продукт со стороны отраслей промышленности был очень велик. Но затем мы наблюдали обвал, связанный с закрытием предприятий. И эти потери не восстановлены до сих пор. Сейчас край – аграрно-промышленный регион.

Да, кадровая проблема на селе очень высока. Сельский бизнес ее ставит на первое место. Найти работников даже в сезон бывает сложно. Заболел комбайнер – и сразу возникает проблема.

Например, в Шипуновском районе глава фермерского хозяйства оказался в такой ситуации: механизатор запил – и он стал торговаться с теми, кто уже давно выбыл из рабочего процесса, это люди возраста 65+. Человек согласился вернуться только с условием выплаты зарплаты в 55-60 тысяч рублей.

– Но пожилые люди уйдут с рынка труда естественным путем рано или поздно.

– Да. И поэтому это – снова – вопрос об удержании молодежи. Причем ее квалифицированной части. Как эту проблему решать? Фермеры ищут пути. Есть, например, те, кто прямо идут в колледжи, в АГАУ, читая какой-то спецкурс, то есть включаются в систему подготовки и приглашают к себе выпускников на руководящие должности с хорошей зарплатой, с обещанием решить вопрос с жильем. Такие специалисты работают у Павла Бейфорта в Целинном районе, у братьев Кожановых в Михайловском, в других хозяйствах.

И в аграрной специфике региона мы в целом вряд ли потеряем.

– Потому что это выгодный бизнес?

– В том числе. Да, были попытки прихода к нам крупных холдингов, но пока не очень удачные. Пока же идет небольшое укрупнение внутри региона.

Пять человек на 1 кв. километр

– А может ли так случиться, что люди, даже на селе, будут концентрироваться вокруг неких центров – тех же крупных хозяйств, а малые села, где нет таких успешных предприятий, станут умирать? И может ли это быть хорошо для региона?

– Вы подняли очень серьезный вопрос. У нас действительно происходит сжатие освоенного пространства сельской территории. 40% всей площади края составляют те районы, где плотность населения – пять человек на 1 кв. км и меньше. Это недостаточно, считают специалисты, для устойчивого воспроизводства – демографического, экономического. У нас это 22 сельских района. В 1990-х годах таких районов было всего девять. Мы теряем в освоенности. А тренд должен быть обратным.

– А почему должен? Для поддержания освоенности необходимо гораздо больше средств – для содержания той же инфраструктуры. С точки зрения и государства, и бизнеса, который тоже много инвестирует в социалку, это вовсе не очевидная вещь. Сжатие, о котором вы говорите, как бы это страшно ни звучало, может означать сокращение расходов при повышении производительности труда.

– Хорошо. Давайте посмотрим экономические показатели и поставим вопрос так: край теряет освоенность, но, может быть, тогда выигрывает в экономике в сельском хозяйстве? Мы изучали эти показатели. И увидели, что вклад Алтайского края в аграрной отрасли России стал снижаться. Как ни странно, казалось бы. Доля нашего региона составляла 3,5%, а осталось 2,5% – буквально за полтора десятилетия.

То есть если бы увеличилась производительность труда настолько, чтобы она покрывала все людские потери, тогда можно было бы говорить о правомерности вашей постановки вопроса. Но ведь нет. Мы теряем.

С одной стороны, край растет в объемах сельхозпроизводства. Но, с другой, другие регионы растут еще быстрее. У нас темп не настолько высокий.

Надо внимательно смотреть, насколько людские потери целесообразны. Ведь и с социальной, и с экономической точек зрения у нас возникают в связи с этим тоже большие проблемы.

На мой взгляд, это не просто региональные проблемы. И в масштабах страны столь значительные людские потери не позволят решить задачи, изложенные в государственных программах комплексного развития сельских территорий, поддержки пространственного развития.

Когда мы ездили и разговаривали с молодежью в селах, то увидели, что госпрограммы имеют эффект. Например, по поддержке молодых предпринимателей, фермеров, которым давали гранты на старт своего дела.

Дистанционка – не выход

– Пандемия заставила многих остаться на местах, отложить переезд или вообще отказаться от таких планов. Но она же дала понимание, что география и границы – не препятствия. Это также поняли и работодатели, которые осознали, что можно нанимать не менее квалифицированную молодежь в провинции за меньшие деньги. Это может замедлить отъезд молодежи из края?

– Дистанционная занятость может стать альтернативой. Но в этом случае мы можем потерять квалифицированную часть кадров для экономики края. Потому что в этом случае, даже если они географически будут оставаться здесь, числиться работниками они будут не тут.

Открытый доступ к цифровым платформам занятости уже позволил увидеть это.

Поэтому очень важно следование государственной политике. Госпрограммы дадут больше эффект, чем мы даже можем потерять от дистанционки.

"Приросли к земле"

– Резюмируя – можно ли говорить, что ситуация с точки зрения миграции не является такой безнадежной, как кто-то это пытается представить: что Алтайский край урбанизируется, молодежь уедет, в регион придут корпорации, которые будут выкачивать из него ресурсы и деньги?

– Конечно, картина более многогранна. Кроме потоков уезжающих, есть и другие, и на них указывают наши исследования.

Есть молодежь, которая после того, как получила образование в городе и даже остается в нем жить, организует бизнес в пригородах, в сельской местности.

На малую родину после учебы в городах возвращается лишь около 7%, но многие из этих молодых обосновываются в пригородах. Каждый четвертый-пятый становится так называемым маятниковым мигрантом – это те, кто живут в селе, а работают в городе. А каждый девятый-десятый – сезонный мигрант, это вахтовики.

Почему? Они говорят, что "приросли к земле", что им просто нравится жить на селе.

Есть еще один пока совсем маленький ручеек – это экопоселения. Это люди молодого и среднего возраста, которые уезжают жить в районы, организуют сообщества вблизи сельских поселений, а работают дистанционно. Им важно жить на земле.

Не все люди хотят жить в городах и не все хотят уезжать. У нас необычайно красивый регион. Он экологичнее многих. Плюс у нас стали намного лучше дороги, а это очень важно.