В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Змей Горыныч. Он страдал растроением личности – каждая из трех голов то и дело норовила перетянуть на себя одеяло. Звали головы Ум, Совесть и Кабычтонивышло.
Ум подсказывал Горынычу, как находить еду, обустраивать пещеру, налаживать отношения и вообще напоминал, что тот эрудит. Совесть старалась думать не только о Змее, но и о том, чтобы ненароком кого-нибудь не подпалить, чихая. А Кабычтонивышло отвечало за осторожность.
Так они жили-поживали, людям жизнь почти не портили – вроде бы и чудище, но вполне мирное.
Но тут в некотором государстве умер царь, а вокруг ироды проклятые стали наступать, какие-то хвори людей одолевать – стало жить народу трудно. И решили люди, что им нужен сильный справедливый правитель. Такой, чтобы со свежим взглядом. Чтоб бояр не обижал да мужиков судил по справедливости. Решили они, что лучшего царя им кроме Горыныча не сыскать: головы сразу три, большой, сильный, опять же – огнем полыхать умеет.
Пришли, ударили челом – дескать, спасай-выручай, тебе себя вверяем. Горыныч, конечно, дюже изумился. Но ум сказал: "Ничего, мозги есть, что мы, с одноголовыми не управимся, что ли?". Совесть добавила: "Людям опять же поможем". А вот Кабычтонивышло пискнуло: "Может, не надо? Это не наше дело. А вдруг рать на нас поднимут? А вдруг народ – на вилы? Нехай тут отсидимся, наше дело – сторона".
Но Ум и Совесть демократическим голосованием оказались в большинстве. Потому что двигали ими желание себя показать, другим доказать, ну и жажда власти, чего уж там.
Первым делом решил Змей Горыныч позаботиться о народе, которого одолевали разные хвори. Кикимора дала травки волшебные, целебные, которыми она много скорбных вылечила. Горыныч для пущего эффекту на себе травки проверил – настой выпил, еще больше окреп. Обрадовался – не высказать. Сейчас, думает, всех облагодетельствую.
Но половина деревень к его вящему удивлению на дыбы встала – отказалась травки принимать от нечисти болотной. "Она нас так околдует и себе, ведьма, подчинит!".
"Да это же люди добрые на себе проверили – помогает!" – взывал Ум. "Вы же близких своих защитите", – вторила Совесть. "Не вздумайте настаивать! – перечило им Кабычтонивышло. – Помните про вилы, они в каждом дворе лежат. Ваньку-задиру помните? Вот он уже на то соседям намекает. Так и до бунта недалеко".
"Скажешь тоже! Люди ж тоже не дураки поди", – возразили Ум и Совесть, но в план поставили "пригласить Ваньку на чай, выдать пряников". И уже не стали привычно цыкать дымом на угнетенную голову. И та взбодрилась.
А тут как на грех на паре дворов еще и коровы пали. Сплетники на язык поганые понесли по деревням: кикимора прокляла в отместку.
Ум Горыныча подумал и сказал: надо всю скотину по дворам запереть. А если надо забить какую – так это на окраине, на морозце, чтоб зараза никакая не прилипла. Совесть молча переживала за умерших животинок. А Кабычтонивышло напряглось.
И не зря. Народ возопил: дескать, забота о нас похвальна, да вы пойдите сначала ту скотину на ту окраину выгоните – там же речка бежит, а мост разваливается давно, и осенью, и зимой там в оттепель грязь непролазная. И вообще – "какого лешего я свои запасы мяса на виду у всей деревне домой повезу?! Сглазят же!"
И тут голос подало Кабычтонивышло: "Слушайте, буйные мои головушки, ведь мы-то радели за благолепие людское. А они! То не наша вина, что староста деревенский мост в должном виде не содержит, и нам о том не рассказал. Это его головная боль. Вот пусть и позаботится. А наше-то решение доброе".
"Разумно", – сказала Ум. "Дык людям-то тяжко, да и на старосту тако ярмо надеваем, гнев народный на него рушим, нехорошо", – возразила Совесть. Но демократическим голосованием Ум и Кабычтонивышло оказались в большинстве.
На следующее утро Кабычтонивышло проснулось первым. Распрямило бодро шею и принялось с воодушевлением размышлять о судьбах родины.
"Надо бы глашатаям поручение дать – рассказать людям, что в лесах пропасть грибов и ягод в этом году, что главный тракт мостить будем, что вилы теперь делают из экологически чистого сырья, то есть из дерева и тупые. Еще – что ярмарка заморская скоро прибудет и что Маруську молнией прибило. Это, вообще, неделю обсуждать будут. Глядишь, про хвори и беды свои забудут".
Ум хрюкнул во сне, но не проснулся.
"Еще огоньков побольше запасти/насушить нужно, дабы огненную мощь нашу усилить, а то – ишь – Кощей-сосед супротив нашего владычества меч точит, того и гляди, нападет. Ум говорит: надо в поход за яйцом со смертью Кощеевой кого-то направить. А зачем? Прознает – осерчает. Чего его провоцировать. Лучше сами силы накопим, а ему яйцо Фаберже на 5025-й день рождения подарим. Юбилей как никак", – продолжало думать Кабычтонивышло. И покосилось на Совесть – вот кто таких замыслов нипочем не одобрит.
Тут его мысли снова перескочили на старост деревенских: "Вот лентяи. Прокоп из Лихоимово, паскуда – сами весь лесок вырубили, а теперь им дрова брать негде, и Горыныч крайний. И еще в глаза лебезит: переезжайте, говорит, к нам, вам согреть нас – раз чихнуть. А за глаза народ мутит. Так и сжёг бы поганца. Но нет. Совесть сожрет меня, от нее не убежишь".
Разомлев от мыслей государевых, Кабычтонивышло и не заметило, как проснулись Ум и Совесть. А те, услышав советы, схватили за голову Кабычтоневышло. Приструнили малость. Хотя мыслишки некоторые Ум запомнил, Совесть, хоть и переживала страшно, поняла, что в чем-то готова идти на сделки. А Кабычтоневышло пришло к выводу: надо запастись дурман-травой – почаще усыплять и Ум, и Совесть.
Материалы рубрики "Потолкуем" представляют собой личные мнения авторов, которые могут не совпадать с мнением редакции.