Большое интервью министра культуры Алтайского края в новой рубрике «Политсибру»
Мы привыкли видеть представителей власти, бизнеса, политических и общественных деятелей в официальной обстановке. Тогда, когда они руководят проектами, отчитываются, проводят пресс-конференции или анонсируют события. Очень редко удается увидеть таких людей с непубличной стороны и узнать об их уникальном взгляде на жизнь, ценностях и талантах.
Поэтому «Политсибру» открывает новую рубрику «Личный формат». Это серия интервью с известными людьми города Барнаула и края, гостями нашего региона. Мы постараемся задать такие вопросы, которые позволят читателю лучше узнать героя и даже почувствовать себя частью теплой дружеской беседы.
Первым гостем рубрики стала министр культуры Алтайского края Елена Безрукова.
Музыкальная основа
- Елена Евгеньевна, готовясь к нашей встрече, я читала ваши стихи, в них столько нежности и прикосновения к тончайшим нюансам мироздания. Поэтическое ощущение жизни делает вас более уязвимой или, наоборот, придает сил?
- Сложно на этот вопрос ответить однозначно. На поверхности лежит ответ, что, конечно, делает более уязвимой. Но, с другой стороны, что такое человеческая уязвимость? Помните довольно известное выражение из «Дао дэ Цзин», которое цитируется в «Сталкере» Тарковского? Оно звучит примерно так: «мягкое и слабое – костяк жизни, а твердое и сильное – спутники смерти». Или возьмем хрестоматийный пример – нежное растение, которое, прорастая, умудряется пробить асфальт. Поэтому между этими двумя категориями все очень относительно.
Поэтическое восприятие жизни создает определенную уязвимость, повышенную чувствительность, но в то же время это дает более широкое восприятие мира. Другой вопрос, что каждый человек, и я тоже, ведет внутреннюю работу, чтобы найти и выстроить собственные точки опоры. И не скажу, что это исключительно особенность творческих людей. Это, наверное, обо всех нас.
Поэтому, чтобы тебя на этой повышенной волне, когда приходит творческое вдохновение, не покачнуло, нужно иметь чувство внутреннего баланса. Не скажу, что мне это удается на сто процентов. Иногда получается, иногда нет.
- Ваш поэтический дар, любовь к песне у вас от родителей?
- Родители мои в профессиональном смысле никакого отношения к песням и стихам не имеют. Вместе с тем в нашей семье были традиции, которые вольно или невольно передаются и потом в тебе отражаются. Моя бабушка по отцовской линии (она, слава Богу, жива и здравствует) обладала замечательным голосом и прекрасно пела. Сейчас, с возрастом, голос немного утрачен. Потом с детства я слышала, как пел мой отец, у него красивый лирический тенор.
Видимо, внутренняя музыкальность передалась мне по отцовской линии. Я это явно в себе чувствую, и, когда ко мне приходят строчки, то я их слышу. Не образы представляю, а именно на слух считываю это. Не секрет, что в поэзии внутренняя музыкальная основа существует и иногда сначала приходит состояние, ритм, на который потом начинают приходить, разъясняться слова. Такая последовательность у меня.
Ничего не бывает без питающих тебя впечатлений, родников. Генетически поэтический дар, как я предполагаю, пришел ко мне по линии отца. Равно как другая сторона моей личности – волевая, активная, целеустремленная – скорее от матери, она очень волевой человек. Так во мне сочетается и то, и другое.
- Сюда, на Алтай, в разные исторические периоды переселялись семьи из центральной России. Как ваши предки оказались в Сибири?
- Я не отношусь к тем людям, которые досконально, подробно до какого-то колена знают свою родословную. Хотя мой младший брат последние годы как раз занимается выстраиванием родового древа. С помощью специалистов он рассылает запросы в архивы. Мне известно, что некоторые мои предки родом со Смоленщины. Могу сказать, что ценность знания родословной начинает проявляться с возрастом, чем ты старше, тем все это становится важнее.
За свою жизнь я побывала во многих городах России, но никогда не была в Смоленске. Я понимаю, что это место, куда я должна приехать обязательно. Но это не значит, что я сейчас брошу все и в первый же отпуск отправлюсь туда. Я к этому так отношусь: видимо, внутренне я должна дозреть так, чтобы внешние обстоятельства сложились определенным образом и все совпало так, чтобы я там оказалась. Обязательно там буду, но, может быть, пока не совсем то время.
Дело как служение
- Елена Евгеньевна, будучи руководителем министерства, вам приходится проявлять довольно мужские качества – решительность, целеустремленность, умение управлять людьми. Это не сложно?
- Нет, не сложно. Наверное, часть черт и качеств изначально присутствуют во мне: воля, аналитический склад ума, способность действовать, принимать решения, руководить – все это досталось мне от матери.
Однако я никогда не ставила перед собой задачу добиться каких-то руководящих постов, должностей. Есть люди, которые учатся в 5-м классе и думают: «пойду работать директором завода». У меня не так, все произошло как-то само собой. И я не отношусь к этому, как к своей заслуге. Знаете, в христианстве есть такое понятие – послушание, служение. Тебе что-то доверили, и ты это несешь независимо от того, нравится тебе или не нравится, сложно или не сложно… Просто на этом отрезке жизни ты должен выполнить определенные задачи. Поэтому я стараюсь в себе культивировать такое отношение.
По мере того как я включалась во все большую ответственность за решения, за людей, за проекты, то отчетливо понимала, что я должна транслировать вовне внутреннюю устойчивость. Я обязана ее в себе взращивать, потому что другие люди на меня надеются, в чем-то от меня зависят. Иногда они нуждаются в поддержке, им хочется понимать, что ты точно знаешь – действуем правильно, в нужном направлении.
Эта внутренняя уверенность должна присутствовать во мне и передаваться другим людям, без этого не бывает лидера. Мне кажется, что такие черты у меня есть – способность вести за собой, вселять уверенность, увлекать.
- А как же поэтическая сторона вашей личности?
- Если говорить о другой стороне, то вспоминается достаточно известная фраза Шукшина, ее часто цитируют: «я воинственно берегу свою нежность». Прочитав ее впервые, была удивлена – как можно совместить «воинственность» и «нежность»? Но позже, на том жизненном этапе, когда большую часть суток занимает работа и даже дома ты принимаешь решения, завершаешь то, что не успела сделать за день, то начинает вытесняться другая сторона личности. Более эмоциональная, более нежная часть. Это создает риск – не превратишься ли ты со временем в робота, человека сухого, черствого, который действует на автомате и не способен эмоционально воспринимать людей, ситуации, мир.
Тем важнее сохранить в себе человечность, когда работаешь в такой отрасли, как культура. Здесь не должны работать люди, которые не тропны, не чувствительны к искусству, слову, музыке, театру и человеку. Это профнепригодность в некотором смысле.
- Есть ли примеры женщин в политике, которым вы симпатизируете, и какие качества вам в них нравятся?
- Такие женщины-политики, конечно, есть. Имена называть не буду, пусть это останется моим секретом. Первое, на что я реагирую, – это когда человек демонстрирует высокий уровень компетентности в своем вопросе. Далее – речь, то, как излагается вопрос, проблема, видение. Всегда подкупает, когда женщина-руководитель демонстрирует приличный кругозор. В нашей сфере без этого никак. Думаю, что в любой другой отрасли тоже.
Для меня важно, когда люди даже при большом уровне нагрузки сохраняют человечность, эмпатию и смотрятся естественно. Наверное, сочетание естественности, эмоциональности и высоких умственных процессов – это довольно трудная задача. Никому не хочется превратиться в человека, у которого на лице застывшая маска напряжения. Всегда видно многогранного человека. Во время делового общения мы это невольно считываем.
«Взяла кастрюльку и мой!»
- Как-то в интервью поэтесса Фарида Габдраупова сказала: «Время неумолимо, но я должна стоять, держаться, и это не значит покупать дорогие крема, а это значит чувствовать себя достойной любви, быть в этой энергии и транслировать ее в мир». А что для вас значит любовь?
- Так просто не ответишь. Если к этому понятию относиться широко, то это, как разговор о Боге. Не отвечая прямо на ваш вопрос, но рассуждая примерно в этом поле, отвечу так: в какой-то момент жизни человек должен передвигать внутренние акценты. Например, ребенок просит любви к себе, на себя ее тянет, а зрелый человек, сохраняя потребность быть любимым, все же в большей степени готов давать любовь. Другим людям, окружающему миру. Если в тебе самом этого чувства нет, то, видимо, встречной энергии любви не на что притягиваться.
А когда есть любовь внутри, то все остальное возникает само собой. Так мне кажется. И нет этого острого чувства несчастья, которое иногда бывает у людей. Они ходят голодные эмоционально, настроенные только получать, принимать любовь. Но стоит только посмотреть на мир с другой позиции, то эта внутренняя энергия начинает расти сама по себе. И внешняя жизнь тоже откликается на это.
- А ваша семья, муж поддерживают вас? Советуетесь ли вы с ними или работа исключена из вашего семейного пространства?
- Мудрые люди, конечно, исключают работу из семейного пространства, но мы только стремимся к таковым. Конечно, когда приходишь домой с работы, то хочется рассказать то, что накипело. Понятно, что тебе не дадут совета в профессиональных вопросах, но здесь по большому счету достаточно присутствия. Не всегда поддержка нуждается в вербальном выражении.
Меня очень сохраняет то, что в моей жизни есть семья. Потому что это уравновешивает, даже отрезвляет. Понятно, что на кухне ты никакой не министр, взяла кастрюльку и мой! То, какими глазами тебя видят дома – мама, муж, сын, – это совершенно по-другому, не так, как на работе. Никакой Елены Евгеньевны, слава Богу! И за счет этого жизнь становится полифоничной.
Когда ты привык себя видеть только в одном качестве, то тебя, во-первых, зашкалит, и ты потеряешь чувство реальности. Во-вторых, если в твоей жизни есть только работа, а завтра ты ее лишишься, то что останется? А жизнь ведь шире, и для того, чтобы ты мог уживаться с людьми, она не должна быть однонаправленной.
- А ваш сын для вас тоже друг и советчик?
- Ему всего 15. Но мы в семье всегда относились к сыну, как к самостоятельному человеку. И, предположим, я не могу себе позволить почитать его блокнот, просто не могу себе этого представить. Из уважения к его личному пространству никогда не зайду в его комнату без стука. Понимаю, что есть вещи, которые я, как родитель, могу с него потребовать, но я всегда выбираю форму подачи. Стараюсь, чтобы у него возникло понимание. Да, мы люди разных поколений, разных взглядов, и сейчас сложно сказать, можно ли нас назвать друзьями. Но со своей стороны я стараюсь быть достойным товарищем своего сына.
- Чем увлекается ваш сын?
- Он окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Заканчивал, правда, уже «со скрипом» в последнее время. Но я убеждена, пусть он даже потом не будет играть на инструменте, но музыкальное образование дает хорошую базу в целом для развития человека. Сейчас сын занимается в компьютерной академии, ходит в спортивный клуб.
- Какие вызовы современного мира вас пугают или настораживают?
- Если говорить о современных тенденциях, которые меня пугают, то первое, что приходит в голову, – это бешеная скорость информационных процессов и жизни вообще. В силу чего человек начинает не проживать, а проглатывать, пролистывать целые куски жизни. Некоторые знакомые меня спрашивают: «Лен, ты не хотела бы в Москву переехать? Что ты в этом Барнауле делаешь?» А я бы не хотела никуда переезжать. Помимо того что у меня в этом городе семья, работа, друзья, здесь еще и тот ритм жизни, скорость внутренних процессов, психология людей, которые я очень ценю. Такие города, как Барнаул, позволяют отойти от тезиса – жизнь это то, что проходит мимо тебя, пока мы решаем свои проблемы. С одной стороны, живя в краевой столице, ты вовлечен в громадное количество очень быстрых процессов, но все-таки они не стирают все остальное, можно и с человеком спокойно поговорить, близких друзей сохранить. Можно остановиться и посмотреть на мир, в котором ты живешь.
- При вашей занятости вы успеваете поддерживать дружеские отношения?
- Дружба сейчас, конечно, далека от того образа отношений, как это было в студенчестве или сразу после окончания вуза. Трудно вспомнить, когда в последний раз удавалось посидеть одной компанией, пообщаться. Но есть такие люди, которые, может быть, уехали в другие города, но их присутствие в своей жизни я чувствую абсолютно явно. Имеет значение внимание, реплика, оценка. Эмоционально важные для меня люди никуда не исчезли, они по-прежнему ценная часть моей личной истории.
Культурный код
- Многие столичные гости, приезжая на Алтай, отмечают душевность и открытость сибиряков. Вы часто бываете в разных селах края, общаетесь с теми, кто поддерживает культуру на селе. Это действительно какие-то особенные люди?
- Они особенными себя не считают. Мне действительно почти каждую неделю приходится бывать в разных уголках края. И, несмотря на то что я много общаюсь с «хранителями» культуры на селе, они продолжают меня удивлять. Поражает их искренняя, горячая заинтересованность в том, что они делают.
В том пласте, который называется «сельская культура», гораздо больше чистоты, неиспорченности, может быть, где-то наивности, но такой самоотдачи профессии и людям, для которых они работают. Никаких слов не хватит, чтобы это по-настоящему оценить. Бывает, что отдыхаешь душой, общаясь с обыкновенными людьми из села, которые работают в нашей отрасли. Рядом с ними обретаешь что-то по-человечески важное, что не почувствуешь больше нигде.
Чистота, незапятнанность существуют, это чувствуется теми людьми, которые приезжают к нам в край из столицы. Для них этот контраст более ощутим, чем для нас, которые живут здесь и у многих из нас в деревнях живут бабушки, дедушки. Мы не так сильно оторвались от корней.
- Получается, что культурный код народа по-прежнему хранит село, те, кто живут и трудятся на земле?
- Думаю, что во многом это именно так.
- Вы недавно приняли участие в Госсовете по культуре. Возможно ли через эту структуру решать какие-то вопросы края или это просто совещательный орган?
- Первое заседание Госсовета было установочным, в дальнейшем работа будет осуществляться по подгруппам. Я попросила меня включить в то подразделение, которое будет заниматься культурой села. Сам факт вхождения в рабочую группу не увеличивает количества денег для региона автоматом, думаю, что это понятно. Но в чем я вижу свою миссию в этой работе? В том, чтобы при реализации большого национального проекта «Культура» донести позицию региона. И чтобы многообразие региональной жизни было учтено, ведь редко где сельская территория представлена так, как у нас на Алтае.
«Я руками дышу»
- Елена Евгеньевна, а не скучаете по своим поэтическим вечерам, по своим почитателям, людям на одной волне?
- Наверное, не скучаю. Я пишу, как и многие люди циклами. Проходит какой-то жизненный этап, накапливаются впечатления, опыт, и тогда ты входишь в период, когда пишется и пишется. Если возникает определенная накопленность материала, то формируется потребность, тогда хочется напечататься и организовать поэтическую встречу.
- И вы сможете выделить время для такой встречи?
- Думаю, что можно найти время, место, людей, которые захотят тебя послушать и им это будет интересно.
- Я заметила, что вы долгие годы остаетесь верны своему стилю во внешнем облике. Он очень женственный: длинные русые волосы, платья, минимум украшений. Никогда не хотели что-то поменять?
- Нет, поменять я бы не хотела. Мне часто советуют короткую стрижку, но мне это не подходит. Длинные волосы, женская коса – это то, что выражает мой внутренний мир. И серьги я не ношу, даже кольца по минимуму, ведь я руками дышу. У меня есть стихотворение «Приходили с утра, на рассвете Мария и Анна», которое я посвятила своей свекрови. Это реальная история, она захотела подарить мне кольцо с камнем и сейчас я храню этот перстень, но не ношу. А ответ, почему все сложилось именно так – в моем стихотворении. Но это, наверное, в большей степени формат поэтической встречи.
Ольга Наумкина
Фото: Олег Укладов
P.S.
Елена Безрукова
Приходили с утра, на рассвете Мария и Анна.
Молодая грустна, а седая улыбчива странно.
Молодая темна, а вторая – луна на пределе,
Что колышет спасительный свет в полупризрачном теле.
Приносили подарки. Молчали. Садились поближе.
Что ты, Анна, молчишь? Коль чего принесла – говори же.
Темноглазая Анна отрез вынимала на платье.
А чего же он черный? Угрюмо раскинула: нате!
Вы еще молода, говорит, вам к лицу эта горечь,
Пусть несчастья над вами шумят, призывая на помощь.
А Мария снимала колечко с рубиновым камнем,
Мне с ладони в ладонь опускала. – На что мне? Куда мне?
Я колец не ношу; и пока я слова вынимаю, Я руками дышу.
– Принимай, говорит. – Принимаю.
И глядит она весело, старые лучики морща,
И вокруг нее песенно, даже когда она молча.
Не пиши, говорит, а колечком зажми эту ранку.
А дыши, говорит, всей собою, как свет спозаранку.
