Владимир Райфикешт — единственный из бывших руководителей края, кто уже очень давно не появляются в публичном пространстве Алтая. Он уже больше 10 лет живёт в Красноярском крае, вышел на пенсию с руководящих постов в энергетических компаниях. Василий Морозов специально для «ПОЛИТСИБРУ» пообщался с первым губернатором Алтайского края и спросил, как он, спустя 23 года, оценивает свои реформы и ошибки, почему считает Ельцина непревзойдённой политической величиной, и какой видит ситуацию в экономике родного региона.
— Владимир Фёдорович, 1991 год. Хотели ли вы тогда стать губернатором?
— Нет, абсолютно. Я не проходил районный уровень руководителей и краевой, как Сан Саныч Суриков, как [Александр] Назарчук. Это было спонтанное решение. Время было такое, что в нужный момент оказался в ненужном месте (смеётся). В Москве в администрации президента [Геннадий] Бурбулис, [Анатолий] Чубайс, [Сергей] Шахрай сказали «надо». С хозяйства уходить не хотелось, оно у меня было хорошее, стабильно начали работать, результаты были. Я тогда уже 11 год был в должности [директора совхоза «Логовской»], коллектив мне нравился. И работа очень нравилась, в отличие от работы в администрации. Вынужденно это было.
Владимир Райфикешт и Анатолий Чубайс (Фото А.Волобуева)
— Почему обратились именно к вам? Вы с Москвой больше общались?
— Первый показатель, думаю, был тот, что край аграрный, и я аграрий. Там старались выбирать из тех политиков, которые прошли на уровень страны — народного депутата. Я был депутатом как раз. И посмотрели по рейтингу голосования в поддержку реформ в России, и у меня оказался рейтинг один из самых высоких. Была к тому же поддержка демократически настроенных людей — это [Иван] Шефер, [Владимир] Рыжков, [Валерий] Покорняк, [Виктор] Златкин — они тоже направили какие-то сигналы в центр, что в этой ситуации желательно Владимира Фёдоровича. Пригласили в Кремль, Борис Николаевич [Ельуин]сказал: «Надо». Я говорю: «Совхоз жалко». А он: «Успеешь ещё в совхоз, давай заступай».
— Как вы относились к Ельцину?
— Я с ним общался уже почти год к тому времени. Я в группе «Демвыбор» общался с [Егором] Гайдаром, [Сергеем] Юшенковым, не раз были на встречах у Бориса Николаевича. А впечатление от него — колоссальная личность, исключительная человечность. Кстати, на днях был его день рождения — исполнилось бы 86. Я снова много перечитывал, вспоминал. Есть такое выражение хорошее: «Глаза в глаза лица не увидать, большое видится на расстоянии».
— А когда стала раскручиваться эта история с его пьянством и другие?
— Я так скажу. Во-первых, это человек исключительно огромной физической силы, мастер спорта. В 63 он в теннис ещё такие финты делал! А эти казусы… Там процентов на 80 брехни. Но срывы были у человека по одной простой причине: те условия, в которых работал Ельцин, и в которых сегодня работает власть — они несопоставимые. Как говорится, не дай бог родиться во времена великих перемен. Сейчас у нынешних властей нет и сотой доли от тех трудностей и ответственности, которая легла на Бориса Николаевича. Организм просто не выдерживал. А всё остальное — наносное, брехня и домыслы. Да, у него были срывы, два-три таких публичных. Но это всё, повторяю, от перегрузки — невероятной, невыносимой. Самое главное, Борис Николаевич был че-ло-ве-ком. Я же помню, были эти «Куклы», как над ним издевались, а он говорит: «Прессу не трогать! А мы за что боролись? Я, понимаешь, вам говорю: не трогать!» Разве можно сегодня даже допустить такое? Сегодня инаугурация проходит при зачищенной Москве. А Ельцин, когда приезжал к нам на Алтай, ходил на моторный завод, когда не всё было просто. Он шёл просто к людям по улицам, шёл по Москве. Вот это фигура! Он в принципе другой. Просто по определению.
— А на Алтае какие были условия, при которых вы пришли работать?
— Все условия в стране в целом переносились на регионы. Вот говорят: Ельцин в Беловежской пуще уничтожил страну. Ну, нельзя было уничтожить то, чего не было! Ельцин заступил, когда Советского Союза фактически не было. Потому что государство — это когда есть денежная единица, товарная масса. А тогда как было? Мне Гайдар, царствие ему небесное, говорит: «Фёдорыч, ты понимаешь, девять миллионов долларов золотовалютный запас?» Это недельный запас! Хлеба нет, топлива нет, экономика была просто разрушена. Причину путают со следствием. И Ельцин — это следствие. Следствие бездарной работы предыдущих 70 лет вождей, партии и так далее. Всё поставили с ног на голову. И реформы Ельцина были следствием. По-русски говоря, пи…ц был. Ещё год-два — и началось бы такое кровопролитие! Армия развалилась, государства не было. Ельцин стал собирать Россию. Там уже мог и Татарстан стать, как потом Чечня. Ошибки он делал, да. Потому что он че-ло-век.
— Вас «выдернули» на губернаторскую работу из совхоза. Вашего коллегу Михаила Кислюка в Кузбассе тоже привлекли с шахтёрского предприятия. Это тренд был такой в стране?
— Не везде так было. Миша Кислюк - да. Но в Свердловске был губернатор партийный, в Омске тоже, в Новосибирске Виталий Муха был партийным. Витя Кресс в Томске — он прошёл совхоз, обком, то есть, из кадровых. Думаю, процентов 60 - 70 были кадровые. Я только человек 10 - 15 могу вспомнить, которые засветились в этих демократических преобразованиях. Остальные были партийные. Но отмечу, что в тех регионах, где руководители не решились на преобразования, реформы, ситуация была намного хуже, чем в других.
— С чего вы начали работу на посту губернатора?
— Вы же понимаете, тогда ломалась вся система управления. На нашу долю пришлась ликвидация райкомов, горкомов, у них забирали здания, отдавали под детские дома, школы, учреждения. Крайком партии, например, нашим решением был передан суду — в этом, кстати, участвовал ныне покойный Леонид Васильевич Тен, советник по юридическим вопросам. Суды ведь тогда были в нищенском положении, работали в каких-то подвалах, приспособленных помещениях, бараках. Восстановление судебной системы было одним из первоочередных вопросов. Мы пытались создать им условия, думали, что суд станет независимым. Но потом, уже позже, в России тихой сапой провели бескровную контрреволюцию, снова загнали всех в стойло — и суд, и прокуратуру, и милицию.
Дальше большой кусок работы — это фермеры. С таким боем преобразования шли! А сегодня фермеры дают около 70 процентов сельхозпродукции. Сегодня на Алтае есть замечательные ребята: в Косихе, Топчихе, Табунах, Первомайском. Это был второй вопрос.
Ещё установка команды нашей, которую мы дали и главам районов — больше брать на себя ответственности, больше ходить по земле. Где главы были противниками реформ, коммерциализации хозяйств, мы их «поправляли». Но никаких открытых противостояний с главами у меня не было.
Другие текущие вопросы — это законсервированная стройка моста. Владимир Сергеевич Германенко, Александр Александрович Суриков, мои личные отношения были с министром Борей Фёдоровым, Борисом Николаевичем, Егором Тимуровичем [Гайдаром] — всё это позволило издать указ и начать активно строить мост. Германенко фактически руководил этим.
Потом газификация. Мы сразу осознали, что без этого развитие края невозможно. Тогда приехал Вяхирев, мы ударили по рукам, вышло поручение Бориса Николаевича и пошло. Три-четыре года темпы были замечательные, потом всё это скисло, и сейчас жиденько-жиденько. За четыре года было сделано в десять раз больше по газификации, чем за последующие 10-15 лет.
— А вам не обидно, что вы начинали газификацию, «пробивали» вопрос в Москве, а фактически все заслуги потом причислили Льву Коршунову?
— Нет, да какие обиды? Я вот приезжаю в Логовской, захожу к тестю, он сидит, кнопку нажал — и греется. Так и все родственники, друзья, которые живут на Алтае. А что жалеть? Главное, что пришёл газ, остальное всё ерунда. По молодости ещё может быть, где-то было обидно, а потом уже смотришь на это всё по-другому.
— Как вы считаете, удалось ли вам сформировать команду во власти в связи с тем, что были противодействия? И вошли ли в эту команду главы муниципалитетов, районов?
—Нет, нет. Это в принципе было невозможно. В Алтайском крае 70 процентов голосов до этого было за коммунистов. Меня с первого дня припирали к стенке, и лозунги были чуть ли не «Повесить на осиновом коле!» Поэтому я отдавал себе отчёт, что и выборы здесь никогда не выиграю. Хотя предлагали, заходили главы, говорили: «Фёдорыч, нам нравится с тобой работать, давай ты публично откажешься от Ельцина, Чубайса, Гайдара и давай работать! Ты же колхозник!» Я говорил, что на это никогда не пойду. Так что иллюзий у меня не было никаких абсолютно, что я смогу создать единую команду. Да Ельцин в стране не смог её создать, что уж про меня.
— А почему вы хотя бы не попытались пойти на выборы?
— Во-первых, я скучал по директорской работе. Мне это нравилось, я получал удовольствие. А здесь, в администрации, в таких условиях противостояния — это было не моё. Я не готов был дальше реформировать. Да и как я мог пойти с лозунгом, что поддерживаю Бориса Николаевича, Егора Тимуровича и Анатолия Борисовича? Это было бы самоубийство, зачем было унижаться? Поэтому за год до выборов ушёл. Потом начали рассуждать, ошибся я тогда или нет. Да и я раздумывал над этим. А сейчас уже, спустя годы, думаю, что тогда всё сделал правильно. Да и Лев [Коршунов] хорошо отработал на посту губернатора. Он ведь более компромиссный человек. Определяя исполняющего обязанности, я ориентировался на рейтинги голосования. Конечно, мне более импонировал Владимир Сергеевич Германенко, и в человеческом плане у меня с ним были хорошие отношения, и деловые качества у него другие. Но он сильно зависел от «серьёзных», «солидных» мужиков, которые его давили там. И мы посчитали, что Лев Александрович займёт позицию по реформированию ближе к нейтральной. По крайней мере, Коршунов не был связан тогда с бизнес-структурами, не был завязан на какие-то группы людей. Поэтому я приехал в Кремль, переговорил там с Бурбулисом, Шахраем, потом пошёл к Черномырдину. Виктор Степанович мне с порога: «Да ты ох...л!» Я объяснил ему суть, и он сказал: «Ну, может, ты и прав. Давай, иди, поднимай надои и урожай». Попрощались по-человечески. И я вернулся в совхоз.
— И вас потом Коршунов не звал к себе заместителем, например?
— Нет, нет. Я бы принёс одни минусы. Это всё равно, что сейчас бы Чубайса заместителем назначить к Александру Богдановичу [Карлину] перед выборами. Конечно, уровень другой, но отношение было бы примерно такое же.
— Когда вы спустя годы оценивали свою работу на посту губернатора, думали ли, что что-то стоило сделать иначе? О чём-нибудь жалеете?
— К той должности и к тем условиям вопрос этот вообще не применим. В совхозе да, можно было что-то сделать иначе, а в администрации… Может быть, какие-то частные вещи. В человеческом плане ошибался: например, доверился кому-то, а человек меня, мягко говоря, потом подвёл. В остальном я даже не представляю, что можно было сделать по-другому в тех условиях. Мы же не могли свою валюту печатать, у нас не было никаких ресурсов, ни нефти, ни газа. Я даже не думал об этом.
— А чем гордитесь?
— Чем горжусь… Да я считаю, что в тех условиях я сделал всё, что мог. Ну, если честно, в плане какого-то самоутверждения для меня мост через Обь — это плюс. Газ — это плюс. Хотя и без меня эти вопросы решились бы. Вопрос — раньше или позже. Но это всё равно бы сделали.
Владимир Райфикешт (посередине) и Александр Суриков (слева)
— В 90-е закладывалась вся нынешняя рыночная инфраструктура. Тогда у вас было ощущение, что те рынки, ларьки и палатки, которые тогда были повсеместно, это прообраз будущего крупного бизнеса?
— У нас же был замечательный экономист Егор Тимурович [Гайдар], поэтому я, конечно, не сам что-то видел. Он просто собирал нас и объяснял, почему это надо и что будет дальше. Он предвидел, а мы через его уверенность тоже представляли себе. В то время это было спасение. В общем, трудно было тогда мне что-то предвидеть. А вот в фермеров я верил! Верил по одной простой причине. У меня папа крестьянин, и когда вся эта реформа колхозов и совхозов только затевалась, я приехал к нему весь «убитый», в раздумьях, и он говорит: «Помоги мне пять гектаров земли получить? Я возьму лошадь и буду с плугом работать». И я подумал: если он один с плугом за пятью гектарами сможет ухаживать, то что смогут молодые? Я изнутри понимал: система колхозов, совхозов выработала своё, да и достала она меня до печёнок. Сейчас ведь такие фермеры есть! В Логовском работают мои знакомые Юра Ананьин и Саша Бугров, у них хозяйство. Два мужика, пять наёмных, и у них сегодня валовое производство в полтора раза больше, чем у меня было в совхозе, где было пятьсот рабочих! А всё почему? Потому что это ИХ хозяйство. А тогда были будто рабы — отпахал как попало и забыл, в завтра не смотрит. Это я чётко понимал, поэтому ломал сельское хозяйство, как мог. Прямо об колено. Многие «умерли». Но остальные выжили.
— В 90-е, когда было опасно по улицам ходить, вы ходили с охраной?
— Да боже упаси! У меня вообще никого не было, вообще! Даже и в мыслях не было охранника заводить. Два водителя — Гена и Серёжа — и всё, по очереди меня катали. Правда, даже в голову мысль об охране не приходила, хотя условия были не те, что сейчас. Меня к Дворцу спорта один раз припёрло человек пятьсот, наверное, с флагами и транспарантами стояли. Говорили: «Отстань от колхозов!»
— Это кто были?
— Да митинг организовали профсоюзы. Как они говорили, митинговали против развала колхозов и совхозов. Я говорил: «Ну, если сильный колхоз, люди не хотят уходить, то пусть не уходят. А если человек хочет уйти, вы не мешайте ему, и всё». Я им объяснял, что насильно ничего делать не будем, не придём и не скажем: «Землю отдать, трактора раздать». Где-то выходить из колхозов отказывались, как в Немецком районе, например.
— Сейчас следите за тем, что происходит в Алтайском крае?
— Я слежу за всем, что происходит на земном шаре. Ежедневно. Всё, что возможно: экономику, статистику, динамику, все процессы. А как без этого сейчас? Теперь уже машинально слежу. Смотрю по регионам, где какие процессы идут.
— Но за Алтайским краем особенно? Или нет?
— (Вздыхает.) Ты что от меня хочешь услышать (смеётся)?
— Ничего конкретного, как есть.
— Думаю, что у меня сегодня восприятие такое же, как у большинства людей. Процессы, которые идут в крае — те же самые, что и в стране. Давать оценку Богданычу (губернатору Александру Карлину, – «ПОЛИТСИБРУ»)? Да смысла нет. Я просто вижу, что, по-русски говоря, на Алтае хреново. Хреново. Уровень зарплат почти на 30 – 40 процентов ниже, чем в Красноярском крае. Но опять же, здесь есть большие производственные структуры: СУЭК, Роснефть, Красэнерго, МРСК, ФСК — там 40 тысяч самая маленькая зарплата. А в крае откуда это возьмётся?
Владимир Райфикешт(справа) и Александр Карлин
— Нужны крупные предприятия, инвесторы.
— Где? В Рубцовске, где вымерло сельхозмашиностроение? Просто желающих нет это развивать! И смысла нет. Надо было это понять давно. У меня были противники, когда я говорил, что нельзя из бюджета поддерживать этот трактор ДТ-54. Это не трактор, а машина по вытряхиванию мозгов из механизатора. Тратить на него бюджетные деньги не надо. Я был против этого, и со мной спорили. Потом после меня стали вкладывать деньги из бюджета в «Алтайский тракторный». И в результате что? То же самое, в итоге всё развалилось, только шло это дольше, больнее, и из бюджета денег много потратили. Да если в Красноярске комбайновый завод «Енисей» не выдержал, что уж говорить? Организовать производство комплектующих, занять нишу по выпуску оснастки какой-то — это да. А создать в одном регионе комбайн или трактор современный — это всё равно, что начать в Тальменке или Рубцовске производить «Боинг». Ну, не могли мы тогда сразу войти в новый свободный рынок и стать Стивом Джобсом или Элоном Маском. Это слишком поздно поняли. А нужно было ускорять этот процесс и переходить на другие производства. В общем, в крае сегодня ситуация — не позавидуешь. За Алтай мне тревожно. У меня ведь много родственников там осталось, и все сегодня отзываются о ситуации с недовольством, с сомнениями. Есть желание уехать в другие регионы, об этом говорят многие.
— А каким образом нужно было развивать промышленность, если не пытаться поддерживать гигантов?
— Да сейчас и поддерживать нечем, в бюджете нет денег! Он же глубоко дотационный, и если изыскивать средства на поддержку, то где их взять? Да и поддерживать надо не так, что давать деньги предприятиям. Нужно вводить налоговые льготы, но такой возможности у края нет. Есть моменты, которые мне непонятны — например, ставка земельного налога. Бывает, власти думают: вот мы сейчас поднимем ставку земельного налога, получим больше денег. Да ничего они не получат! Просто последние сбегут и всё. Надо соображать, думать, смотреть.
— С кем-то из нынешней администрации Алтайского края вы общаетесь?
— Нет, сейчас нет. Я по характеру так: если не приглашают, то и не стремлюсь. Когда был в «Алтайэнерго», да, встречались. Никаких конфликтов не было. Кстати, интересно делает в Красноярском крае [Виктор] Толоконский — собирает бывших руководителей, советуется с ними. Приезжает и [Пётр] Пимашков (мэр Красноярска в 1994-2011 гг. – «ПОЛИТСИБРУ».), даже [Владимир] Долгих (персек Красноярского крайкома КПСС в 1969-1972 гг. – «ПОЛИТСИБРУ».). Здесь это более организованно, чем на Алтае. Знаю, что и Суриков, и Германенко не очень у нынешних властей котируются. Вот это мне не понятно.
— Вы были назначенным губернатором края. Затем руководителей выбирали, потом назначали, теперь опять вернулись к выборности. Вы за какую систему?
— Я категорически против назначения глав регионов и мэров городов. Да везде. Хороший пример в США: в Калифорнии выступили против закона Трампа о мигрантах, и Вашингтон пошёл на попятную. Разве такое могло быть возможно, если бы там власти штатов назначались, а не выбирались? Вот вам и ответ.
— Работа губернатором совсем отбила у вас охоту к чиновничьей работе?
— Я когда два года отработал в колхозе после отставки, меня потом Анатолий Борисович [Чубайс] «выдернул», и я стал полпредом президента по Алтайскому краю с 1996 года — там отработал два года. Это была инициатива чисто Анатолия Борисовича, после того, как Лев Коршунов проиграл выборы.
— Что приходилось делать?
— Главной задачей было унифицировать законы — привести региональные в соответствие с федеральными. Рубка была серьёзная, край принимал свой собственный закон в разрез Конституции! Хотели ограничить вывоз зерна в Кузбасс (смеётся). До смешного доходило, но такой был уровень экономический и политический. Ведь Кузбасс мог сказать: хрен вам, а не уголь, а Иркутск: хрен вам, а не электроэнергия! Такие анекдотичные случаи были.
— Как вы думаете, на Алтае вас помнят? Например, пройдёте от площади Октября до площади Советов, узнают в лицо?
— Года три-четыре [после отставки] ходил по ярмарке на Сахарова, так десятками ко мне подходили. Сейчас уже, наверное, только по фамилии вспомнят, и то старшее поколение. В лицо, думаю, уже нет. Да и на Алтае бываю редко, и только по знакомым хожу. Вот, летом был. А раньше, бывало, когда еду из Красноярска в Барнаул на машине, гаишники останавливают, смотрят документы и говорят: «О, так это вы тот самый? Ну, езжайте».
— Сейчас чем занимаетесь?
— Я рыбачу. Люблю, чтобы большая рыба была, и много, но это сейчас дорого: летать на вертолётах, ездить далеко. Сейчас дача — любимое моё занятие. У меня дача на берегу Базаихи — это горный приток Енисея. Там, кстати, и хариус, и гольян водится. На огороде теплица, с Алтая завёз всё, что можно. С удовольствием на участке работаю. Иногда хожу с друзьями в бильярд играть. Болею за волейбол жутко! Красноярский «Енисей» сегодня в суперлиге играет. Вживую виделся и с [Вадимом ]Хамутцких, и с кубинцем Леоном, и с Волковым, с Тетюхиным, Мусэрским. В общем, весь свет волейбола повидал и потрогал (смеётся). А вообще, у меня ведь дитё малое в школу ходит. Два-три раза в неделю в театр надо возить, она у меня театралка, выступает на фестивалях.
— Внучка?
— Дочка, дочка. У меня же в 53 года появился ребёнок. 13 лет ей, поэтому занимаюсь. Много времени надо. Тем более, сейчас такие программы школьные, у самого мозги кипят! Нагрузка у детей — по 12 часов бывает, потом дома два часа, потом на кружки. Вспоминаю своё детство — так со школы придёшь, сумку бросишь — и на улицу. Ладно, поехал я как раз дочку из кружка забирать.
Фото из архива редакции и Владимира Райфикешта.