"Толк" побывал в колонии-поселении, где отбывают длительное наказание три женщины из Барнаула, Алейска и Топчихи. Они рассказали, что думают о приговоре и каково им живется за колючей проволокой
В конце 2020 года "Толк" рассказывал о громком уголовном деле по факту сбыта наркотиков через пищевой мак, за который судят алтайского предпринимателя и двух его продавцов. Но это не первый случай в регионе: в 2016 году Алейский суд отправил в колонию восемь предпринимателей, среди которых были четыре женщины. "Толк" съездил в колонию, где они отбывают наказание, и расспросил о подробностях уголовного преследования и особенностях быта за колючей проволокой.
Больше 10 лет за продажу мака
Две из трех женских колоний в Алтайском крае находятся на окраине райцентра Шипуново: это ИК-6 общего режима для "первоходок" и КП-7 (колония-поселение). Первые 2,5 года из своих сроков Ирина Дортман, Елена Харина и Ольга Ляпунова отсидели в ИК-6. Затем за хорошее поведение их перевели в колонию-поселение.
Еще одна фигурантка, Ирина Хаустова, получила право на отсрочку наказания до достижения младшим ребенком 14 лет. В колонии она пробыла несколько месяцев и уехала домой.
До заключения женщины занимались предпринимательской деятельностью – торговали продуктами питания: Ляпунова – в Алейске, Дортман – в Топчихе, а Харина – в Барнауле. Истории у всех похожие: все с высшим образованием, работали в разных сферах. В 1990-е выживать стало трудно, поэтому они занялись мелким бизнесом.
Самое суровое наказание среди женщин получила Ольга Ляпунова – 11 лет лишения свободы. Ирине Хаустовой и Елене Хариной дали по 10,5 лет, Ирине Дортман – 10 лет и 4 месяца.
По данным следствия, алейский бизнесмен Шахвалад Саттаров основал и возглавил ОПГ по сбыту наркотиков. Общая масса сбыта составила свыше 471 грамма маковой соломы.
Внутри ОПГ, по мнению правоохранителей, было четыре подгруппы, каждая из которых имела своего руководителя и подчинялась Саттарову. В одну из них включили Ирину Дортман и Ольгу Ляпунову, в другую – Елену Харину и еще двух человек. Ирину Хаустову "объединили" в подгруппу с ее бывшим мужем.
"Маковые дела" практикуют в России с 2010 года, пользуясь лазейками в законодательстве. За продажу приправы люди получают от 8 до 12 лет лишения свободы
Супругов Хаустовых посадили, а их дети остались на попечении бабушки. Во многом благодаря этому факту Ирину отпустили из колонии. Отец детей продолжает отбывать наказание в колонии строгого режима, его срок – 10,5 лет. "Главарю" Саттарову дали больше всех – 12 лет.
В суде версия об ОПГ развалилась. Всех участников оправдали по ст. 210 УК РФ ("Организация преступного сообщества и участие в нем"). Но статьи о сбыте наркотиков организованной группой (ч. 4 ст. 228.1 УК РФ) оставили.
Петиции, обжалование приговоров, в том числе в Верховный суд РФ и ЕСПЧ, ничего не дали. В международном судебном органе ответили, что Россия сама вправе устанавливать правила оборота мака* на территории страны.
"Мы познакомились в зале суда"
26 ноября 2013 года ко всем фигурантам уголовного дела пришли с обысками. Искали пищевой мак: его изымали в домах, магазинах, гаражах.
Позже выяснилось, что дело завели по заявлению засекреченного наркозависимого лица, признавшегося, что покупал мак у предпринимателей ради приготовления "дозы", а продавцы уверяли его, что эта приправа идеально для этого подходит. Однако продавцов к ответственности не привлекли – они прошли по делу свидетелями.
"Никакой ответственности не понесли и оптовые компании, у которых мы брали мак. Причем покупали мы приправу не напрямую в Казахстане, а в Барнауле и Новосибирске. Коллеги, торговавшие со мной на Новом рынке, в зале суда поясняли, что у них продается точно такой же мак. Но их не тронули. Как и покупателей, которые порой брали его коробками", – рассказывает Елена Харина.
Предприниматели утверждают, что предоставили в суд сертификаты на мак и документы о соответствии товара ГОСТам. Примерно за две недели до обысков они получили уведомления от полицейских о том, что казахстанский мак нельзя продавать, и сняли его с прилавков.
Прямое знакомство с Саттаровым не отрицает только Ляпунова – они работали в одном городе. Остальные женщины говорят, что не знали ни его, ни друг друга.
"Мы все познакомились на первом заседании в суде. Ольгу Ляпунову я знала только заочно, по телефону, потому что однажды купила в ее магазине семь коробок этого злосчастного мака со скидкой", – объяснила Ирина Дортман.
Но суд установил, что либо напрямую, либо через посредников все предприниматели покупали мак у Саттарова, который незаконно ввозил его из Казахстана и сбывал с помощью семьи Хаустовых.
"Все это казалось абсурдным и смешным"
Следствие длилось год, суд шел почти два. Сначала всех решили судить в Барнауле, но в последний момент передали дело в Алейск. Так фигуранты дела лишились возможности попросить суд присяжных – тогда их еще не было в районных судах.
"Сначала вся ситуация казалась нам абсурдной. Мне казалось, это все равно что за хакерство судить продавцов компьютеров. Мы даже смеялись на заседаниях над свидетелями, которые вместо нас указывали на наших адвокатов, когда их спрашивали, знакомы ли они с подсудимыми. А когда судья не разрешил провести независимую экспертизу, стало не до смеха", – вспоминает Ирина Дортман.
Ближе к приговору обстановка становилась все более тревожной. Двоих сотрудников полиции, которые фигурировали в "маковом деле", привлекли за фальсификацию доказательств по другим делам, касающимся сбыта наркотиков. Но суд не стал слушать свидетеля, который мог подтвердить эти факты. А их в итоге осудили с еще семью коллегами на длительные сроки.
"Заявить о фальсификации доказательств по нашему делу мы не успели – вышли сроки. А раньше никто из адвокатов нам о такой возможности почему-то не сообщил. Нас с моим адвокатом на приеме в СКР уверяли, что на меня "ничего нет" и дело развалится. Поэтому я и все остальные надеялись до последнего на оправдание или хотя бы условные сроки", – рассказывает Ирина.
Его должны были посадить в общей сложности на 300 лет – за сбыт мака. Речь идет о громком "маковом деле" в Брянской области. Такая же история может повториться и на Алтае
Кроме того, один из фигурантов "макового дела" Александр Комаров заявлял в полицию о том, что полицейские за вознаграждение обещали не привлекать его к ответственности за мак. Это алейский суд также проигнорировал.
"Большую роль в нашем приговоре сыграли два человека – женщина и мужчина, которые заключили досудебное соглашение, – считает Ольга Ляпунова. – Они дали против нас показания. Сказали, что своя семья им дороже. Женщина получила условное наказание, мужчина уехал в колонию на небольшой срок".
На момент вынесения приговора Ирине Хаустовой было 26 лет, Елене Хариной – 48 лет, Ирине Дортман – 51 год, Ольге Ляпуновой – 52 года.
"Как раз самый возраст, чтобы пойти отдыхать. Денег заработали, появились внуки – ими бы и заниматься. И тут такое", – говорит Ирина Дортман.
"Родные узнали обо всем в день приговора"
Приговор читали два дня. Вердикт стал для всех шоком. Спустя четыре с лишним года эти воспоминания все еще вызывают у женщин слезы.
"Было очень страшно. Я плохо помню, что происходило. Как вынесли, как повезли в СИЗО – вообще не осталось воспоминаний об этом. В ушах шумело. Многие с первого раза не понимали, какие сроки – судье приходилось повторять. Кто-то из мужчин бил себя по лицу, чтобы осознать происходящее", – вспоминает Ирина.
Елена Харина, в отличие от остальных, никому из родных не сказала о своем уголовном деле. Знала только пара подруг. Решила: ну, дадут максимум условно, о таком можно и не рассказывать.
"Не хотела, чтобы семья переживала зря. А на второй день читки уже поняла, к чему дело идет. Начала звонить родным прямо в зале суда и говорить, что меня сейчас посадят. В общем, хотела как лучше, а получилось как всегда.
Сейчас думаю: ну да, я могла тоже заключить досудебное. И наговорить на них. Но как? Как сказать такое про незнакомого человека? И с этим же надо жить потом", – говорит Елена.
Тех, кто сидит в ИК-11, даже язык не поворачивается назвать "слабым полом". Алкоголь, наркотики, нищета и семейное насилие толкают женщин на жестокие поступки
Женщины говорят, что за время в колонии обиды на тех, кто дал против них показания, прошли. Но вопросы к правоохранительной системе остались.
"Я считала, что страшный грех – это убийство человека. А сейчас отбываю наказание с людьми, которые получили за это срок меньше моего. В общем, очутившись тут, мы стали немного больше знать о нашей судебной системе. У меня вообще с ног на голову перевернулось все восприятие о мире. Никогда ни в каких организациях не состояла – так "засунули" в ОПГ.
Многие девчонки и в СИЗО, и в колонии первое время удивлялись, когда узнавали, за что такой срок. Некоторые не верили", – рассказывает Ирина.
Осужденные за мак в алтайские колонии продолжают прибывать, но редко, и сроки у них уже поменьше.
Как проходят дни в колониях
Подъем в шесть утра, зарядка, водные процедуры, завтрак, работа на швейном производстве либо в отряде, обед, работа, ужин, снова работа, свободное время на 2-3 часа, водные процедуры, отбой в 22 часа – так выглядит обычный день в колонии общего режима.
"Многим было тяжело адаптироваться. Мне попроще: я всю жизнь на химическом производстве отработала, на пенсию по "горячей сетке" пошла. Даже будучи предпринимателем, параллельно трудилась на шинном заводе", – говорит Елена Харина.
В колонии-поселении распорядок не меняется, но условия другие: осужденным можно не носить форму, еду они имеют право готовить сами, им разрешено свободно передвигаться по территории колонии и иметь при себе деньги. Они могут самостоятельно сходить в магазин или к врачу в ЦРБ в сопровождении сотрудника.
Передачи принимают в неограниченном количестве от любых лиц. Поэтому во время пандемии женщины стали пользоваться доставкой. Если раньше родственники возили продукты сами, чтобы еще и увидеться, то теперь просто платят жителям Шипуново за услуги.
"У нас неограниченный доступ к телефону. В прошлом году из-за пандемии оператор "Зонателеком" приравнял стоимость видеозвонков к обычным, и мы этим с удовольствием пользуемся", – отмечает Елена.
Осужденным при желании разрешают проведение ремонта в комнатах. В прошлом году в колонии даже устраивали конкурс на лучшее преображение. Ремонт позволяет женщинам добавить хоть каплю уюта в казенный быт.
В качестве поощрений можно получить выходной день и провести его с семьей или просто сходить в кино, покататься на лыжах. Иногда дают отпуск: можно уехать домой на несколько дней.
Есть еще более облегченная форма отбывания наказания: проживание за территорией колонии. Ирина Дортман сейчас собирает документы, чтобы получить эту возможность, а Ольга Ляпунова ей уже пользуется. Это заметно: например, у нее единственной на руках профессиональный маникюр с покрытием гель-лаком.
"Я живу с мамой и мужем – мы снимаем квартиру в пятиэтажке. Платим около 10 тыс. рублей в месяц. А в нашем доме в Алейске сейчас живут дети. Я не ограничена в звонках и переписках, ко мне могут приезжать гости. Но при этом я должна раз в неделю приходить в колонию "отмечаться", и в любой момент ко мне могут зайти сотрудники УФСИН с проверкой. Прежде чем куда-то отлучиться – в магазин или парикмахерскую, я всегда предупреждаю администрацию колонии, что вышла из дома", – объяснила Ольга.
Даже в таком режиме с 22 вечера до 6 утра осужденная не должна появляться на улице, и ни при каких условиях ей нельзя употреблять алкоголь.
Работа как способ уйти от мыслей
Елена Харина предпочитает жить на территории колонии – ее родные живут в Барнауле, и переселять оттуда мать-пенсионерку в Шипуново она не хочет. Но и здесь ей есть о ком заботиться – она работает в фермерском хозяйстве УФСИН с маленькими телятами. Женщину в шутку называют "многодетной матерью": она выкормила уже 94 теленка.
"Я каждому даю имя, называю их своими детками. Они и правда как дети: их тоже носят девять месяцев, и животики у них тоже болят. Кормлю сначала молоком, потом перевожу на смешанное питание. Целую прямо в морды. Когда они меня встречают, то радуются.
Я на ферме практически все время пропадаю и живу в домике при хозяйстве. Однажды в письме подруге написала, что у меня родились черная девочка и рыжий мальчик. Она звонит потом и спрашивает, откуда такое пополнение в семье", – смеется Елена.
Ольга Ляпунова проходит обучение на работника тепличного хозяйства: весной в колонии начнется работа с саженцами. КП-7 обеспечивает овощами (кроме картофеля) всех алтайских осужденных, работа с посадками здесь идет с ранней весны до поздней осени.
"Это уже вторая профессия, которую я тут освоила – сначала училась шить. А вообще по образованию я бухгалтер, но эти навыки тут не требуются. Мы все стремимся работать, хотя я вот, например, уже на пенсии. Наличие работы серьезно влияет на решение суда об УДО, да и дни летят быстрее, когда чем-то занят", – говорит Ольга.
В период посадки и уборки урожая бригады соревнуются между собой. Победители получают благодарности от руководства колонии – они тоже идут в копилку положительных характеристик.
Ирина Дортман до конца 2020 года работала на предприятии "Роса" в цехе по изготовлению корма для животных. Сейчас туда работники не требуются, но женщина надеется вернуться.
"Для меня это было в новинку, конечно. Я же гуманитарий, никогда не работала на производстве. Но привыкла. Со временем начала удовольствие получать от работы. Особенно когда госзаказы большие выполняешь: чувствуешь свою причастность к жизни в стране", – говорит Ирина.
Заработок в колонии не превышает МРОТ, поэтому при необходимости деньгами женщинам помогают их семьи.
"Первое время казалось, что жизнь кончилась"
Женщины признаются: морально в КП-7 намного легче, чем в исправительной колонии. Здесь им нравится и коллектив, в котором все заинтересованы выйти на свободу, и отношение администрации.
"Сотрудники никогда не скупятся на похвалу, если есть за что. И все эти отпуска и выходные дают по инициативе руководства. Вносят разнообразие в наш досуг, насколько можно по закону. Замполит учитывает наши просьбы: мы можем, например, озвучить, какой фильм хотим посмотреть в выходные, и по возможности нам его покажут по кабельной сети", – признается Елена.
Здесь есть место и дружбе – по словам осужденных, человеческие отношения здесь не отличаются от "вольных". "Понятий", как в мужских колониях, между женщинами нет.
"У меня ощущение, что семью больше наказали, чем меня. Маме 83 года, звонит и плачет: говорит, держится только желанием меня увидеть на свободе. Жизнь нашу надломили, тут по-другому не скажешь", – говорит Ирина.
Никто из близких не отвернулся от женщин. Мужья, дети и внуки ждут окончания их сроков и используют каждую возможность для свидания.
"Наши родственники общаются, передачки друг через друга передают. Приезжают и друзья. У нас нет ощущения, что мы брошены. Но первое время было очень тяжело. Я когда приехала в ИК-6, думала: "Ну все, жизнь кончена".
Мне помог психолог. Она просто подвела меня к простой мысли, что мне есть куда стремиться и что на воле меня ждет другая жизнь. Мир не стоит на месте. Дети и внуки растут, родители стареют, а мы стремимся попасть домой", – признается Елена.
Привыкнуть можно ко всему, считают женщины, но вместе с этим констатируют: "Плюсов здесь никаких нет. Нет ничего лучше свободы".
Условно-досрочно они смогут выйти на свободу в 2023-2024 годах. Мак для них как торговая позиция теперь не существует.
В 2006 году появился ГОСТ 52533-2006, в котором прописали, что в пищевом маке может содержаться 0,2% примесей. А в 2010-м при активном участии ФСКН туда внесли фразу "содержание наркотических веществ не допускается". В июле 2013 года эту строчку исключили. Технические регламенты обязывают проверять пищевой мак только на содержание кадмия. Но "маковые" дела все равно уходят в суды.
хороший материал, а вот система наша пугает все сильнее. за убийство меньше дают, чем за торговлю стебельками