Интервью с легендарным органистом
Сергей Михайлович Будкеев – легендарный музыкант, вся жизнь которого отдана служению органу. Восприятие органной культуры через исполнительское мастерство и искусство дополняется у мастера еще и научной дискурсивностью. Его докторское диссертационное сочинение – единственное в мире научное исследование, в котором инструмент интерпретируется как сложная модель мира. В рамках проекта «Беседы с учеными» («Политсибру» совместно с НОЦ «Алтай»), профессор рассказывает о тайнах органа.
Органный абонемент
– Будучи школьником восьмидесятых годов, хорошо помню ваши органные абонементы, которые во многом заменяли уроки мировой художественной культуры. Кто их придумал?
– Реализовать их помогла моя мама – актриса Драматического театра, депутат горсовета. Она смогла убедить два ведомства отвечающих за культуру и образования, что этот просветительский проект должен работать. Дальше заработала вертикаль власти – подключились директора школ, классные руководители. Первые органные концерты для детей я начал в 1984 году, а трехлетний абонемент для школьников и студентов получил свое развитие в 1990-1998 году. Однажды после концерта ко мне подошел бизнесмен и сказал: «Спасибо вам за те органные концерты. Теперь я решаю свои вопросы не с помощью револьвера, а с помощью мозгов».
– Требовались большие усилия?
– Приходилось давать по шесть-семь концертов в неделю. Лицом филармонии стал орган. И он дал ей государственное финансирование, что позволило выжить в те непростые времена.
– Почему это просветительский подвиг прекратился?
– В 1998 году в Филармонии вскрыли крышу и «убили» орган. И до 2011 года он молчал. Вы хорошо помните, сколько потребовалось усилий, чтобы вернуть его краю. И действительно наш орган в год открытия был лучшим в Сибири и входил в пятерку лучших инструментов России. До 2021 года я следил за инструментом как органный мастер, сейчас пришел другой специалист.
– Можно возродить это начинание?
– У меня есть цифровой мобильный орган, с которым я объездил несколько районов края. Лекция-концерт пользуются большим успехом.
Нет ни одного похожего органа
– Ваша докторская диссертация по искусствоведению называется «Архитектураоргана как отражение картины мира». Как эти понятия сочетаются?
– В I до нашей эры римский мыслитель Марк Витрувий Поллион написал 10 книг об архитектуре, из которых одна была посвящена органу. И две тысячи лет назад этот музыкальный инструмент уже воспринимали как архитектурное сооружение. Начиная с Ренессанса, роскоши в оформлении фасадов органа могли бы позавидовать римские храмы. Но анализ внешнего вида только 1/50 от сути этого чуда.
– В чем звуковая особенность органного звучания?
– Это полифонический инструмент. Полифония, выстроенная гармония по вертикали, которую можно проверить математическими законами. Интересно, что традиционно в европейских храмах алтарь расположен на востоке, а на западе обычно над входом находится орган. Его звуки, соединяясь в единое целое в верхней части здания приходят к прихожанам сверху и сзади. Зрители часто не видят, откуда приходят звуки, и кто их производит. Во время органного звучания собор превращается в пространство многоуровневого диалога алтаря с органом, священника и паствы, Бога и людей.
– В чем ваше научное открытие?
– До меня орган как модель мироздания не описывал никто. Для этого требуется целая жизнь, посвященная служению этому инструменту. Здесь сошлось все: концерты, работа органным мастером, аспирантура в Московской консерватории. В итоге была создана первая философская и искусствоведческая энциклопедия органа. Всю сложность этого космического явления помог понять и семейный контекст: папа – художник, мама – театральная актриса. Единственным источником предшественников по теме стал французский трактат «Архитектура органа» А. Кавайе-Коля, который до сих пор не переведен на русский язык. Но и в нем больше рассуждений о строительстве органа, чем о его целостности и сути.
– В вашей книге об А.Ф. Гедике появляется термин «романтический орган». Что он значит?
– На первый взгляд отличие барочного органа от романтического в наборе регистров, но все сложнее. В эпоху классицизма и барокко в центре мира был Бог и, как следствие, архитектура органа была устремлена ввысь. Внешний вид чем-то напоминал готические храмы средневековой Европы, для этих храмов орган и создавался. Главная модель здесь пирамида как модель мира, где наверху божество, государь, римский папа. В эпоху романтизма центром мира становится человек и его борьба против стихии и несовершенства мира. И орган меняется. Теперь он больше ориентирован по горизонтали. Звук не падает сверху, а скорее приходит к человеку со всех сторон. И пирамида нивелируется. В романтических органах нет шпилей. В это время орган работает по модели симфонического оркестра, где каждый инструмент самоценен. Как следствие начинают появляться регистры, дающие звучание отдельных инструментов. Возникает регистр Vox coelestis (небесный голос). Разумеется, на смену Баху приходят романтические композиторы Ф. Лист, – И. Брамс, М.Регер, К.Сен-Санс.
– В какую эпоху орган был самым сложным инструментом?
– Орган Витрувия был самым сложным инструментом своего времени. Во времена Людовика XIV мехи органа занимались большее пространство, чем сам орган и их качали несколько человек. Сейчас технологии позволяют подавать воздух, нажав на одну кнопку. Правильная подача воздуха позволяет звучать чисто самым нежным регистрам.
– Используем метафору. Где находится сердце органа?
– Сердце органа – произведение, которое исполняется и органист. Только талантливый композитор и равновеликий исполнитель «вытянет» из органа все его возможности и откровение.
В темпе спокойного шага
– Все органисты начинают путь как пианисты. Чем отличаются эти музыканты?
– Пианисты подходят к инструменту и, попробовав звучание нескольких клавиш, могут исполнять самые сложные произведения. Органист должен понять возможности инструмента и на это требуется несколько часов. Ведь нет одинаковых органов. В отличие от пианистов, мы еще играем и ногами. Главное, что органист должен держать в своем сознании полифонию. Ученые говорят, что человек в состоянии воспринимать один-два голоса. Четырехголосье уже непостижимо. В органном произведении голосов больше. Полифоническое произведение – умозрительная конструкция, которую можно поверить алгеброй. Великий композитор Сергей Иванович Танеев на теоретическом уровне описал большинство видов полифонии. Его органные произведения сложны и изящны, но, когда их слушаешь, ты четко понимаешь, что они сделаны. Когда слушаешь Баха, забываешь о конструкции и растворяешься в музыке. Выше этого гения просто нет. Нет и тех, кто бы стоял рядом с ним. Бах и Моцарт – единственные гении в музыке. У них математика соединяется с тем, что нельзя объяснить.
– Были ли у вас откровения во время исполнения великих творений?
– Два или три раза. Когда ты на концерте, ты невольно свое сознание раздваиваешь на публику. Не случайно гениальный канадский пианист Гленн Гульд быстро перестал играть на публике, а стал записывать свое исполнение на пластинки в студии, где он был один на один с инструментом и произведением. В чем-то я его понимаю. За сорок лет органных концертов был доволен собой два-три раза. Всегда очень критично подхожу к собственному исполнению. Но было откровение в Германии в городе Мюнстер. Для репетиции и знакомства с органом выделили несколько часов. Пустой собор, ночь, тишина. Я играю, вживаюсь в инструмент, становлюсь неразрывным целым с ним и появляется ощущение парения в воздухе. Душа выходит из тела и поднимается к куполу. Может быть, я устал, может быть дело в рождественском сочельнике, может быть музыка набожного Иоганна Себастьяна подарила чудо.
– Правда ли, что во времена Баха сочинения игрались медленнее?
– Какая самая большая скорость передвижения была в начале XVIII века? 40-50 километров в час галопом на лошади. А сегодня – тысяча километров на самолете. Конечно, темп жизни ускорился. Во времена Баха allegro означало «весело» и означало характер исполнения, а во времена Бетховена уже как темп. Сейчас это рекомендация к быстрому исполнению. Аndante в XVIII веке буквально переводится как в темпе спокойного шага, в ХIX веке – спокойно. После Великой французской революции темп стал ускоряться. Сегодня мы играем быстрее, чем в прошлых веках.
Органист дома
– Почему большинство музыкантов строят браки с музыкантами?
– Случаются союзы по контрасту, но большинство все-таки связывают общие интересы. Когда один член семьи репетирует, другой создает комфортные бытовые условия. И наоборот. Три-пять часов в день нужно заниматься. Многие этого не понимают. У А.Ф. Гедике супруга просто создавала быт, понимая, что успех мужа равен успеху семьи. Я всю жизнь в быту берегу руки. Всегда с осторожностью пользуюсь острыми инструментами.
– Руки органиста особенные?
– Мне 68 лет. В этом возрасте в суставах формируются отложения, они костенеют. Я с шести лет с клавишами и мои кисти вполне подвижны и находятся в рабочем состоянии.
– Вы внутри церковной ограды?
– Как ученый я мыслю логикой, тезисом и антитезисом, как музыкант и человек искусства я верю в Бога, потому что вступаю в коммуникацию с ним. Последний месяц я замещаю органиста во время католических месс и ощущаю себя полноценной частью храмового действия. И это великолепно. Мне кажется, что каждый культурный человек должен знать чин богослужения. Это же точка сборки культуры.
– Сегодня в Алтайском крае есть еще органисты?
– В музыкальном колледже есть ученики, которые проходят мой курс общего органа. Надеюсь, что среди них найдется музыкант готовый посвятить всю свою жизнь органному служению.