В один из приездов в Барнаул депутата Госдумы и писателя Сергея Шаргунова корреспондент «ПОЛИТСИБРУ» побеседовал с ним о литературе – Валентине Катаеве, Викторе Пелевине, Владимире Сорокине и, конечно, о нашем знаменитом земляке Василии Шукшине.
- Что вас так привлекло в Валентине Катаеве, что вы даже написали его биографию?
- Вообще надо сказать, что Катаев мой любимый писатель, по крайней мере, любимый писатель в отечественном ХХ веке.
- Любимый с детства?
- С детства, да. С детства началось внимание и большой интерес к его, может быть, более детским и юношеским произведениям…
- «Белеет парус одинокий»?
- Да, и «Сын полка», естественно, и что-то еще было в школьной программе. И, кстати, сказки совсем в детском возрасте - «Дудочка и кувшинчик», например, или «Цветик-семицветик». Кстати говоря, здравствуют оба героя этого произведения – и Женя, и Павлик. Помните, девочка Женя отправила своего брата в булочную?
На самом деле, потом, когда я становился взрослее, я начал читать другого Катаева, мовистского, как он себя аттестовывал, модернистского, яркого экспрессивного, и влюбился в эту прозу. И надо сказать, что я называю вообще эту литературу «приключение красок». И, конечно, я думаю, что пластичность, красочность, метафоричность этой прозы – это то, что, в первую очередь, привлекло, умение описать все на свете. Как в свое время учитель Катаева Бунин и завещал своему ученику: опишите девочку, опишите воробья.
- Как вы работали над книгой – это архивы были или какие-то встречи с людьми?
- Я несколько лет работал. Писал где-то года два, но это огромный пласт, большая книга семьсот страниц. Очень много уникального и неизвестного удалось открыть, в том числе, узнать про его первую и вторую жену, про неизвестные, затененные эпизоды Гражданской войны. Собственно, это не житие святого Валентина, но попытка честно рассказать об удивительной судьбе.
Надо сказать, что дети Катаева мне, конечно, помогли в этой книге. Не только они. Я познакомился с племянницей его жены, не Эстер , а другой жены, художницы Анны Коваленко, которая была родом из Одессы. Ее племяннице 90 лет, но она такая лихая дама, затягиваясь сигаретой и поблескивая бриллиантом кольца, подаренного Валей, рассказывала про него, как он ее воспитывал, про нэпманскую Москву, как они пошли на Страстной бульвар, и верблюд оплевал Валю с ног до головы, и он бежал в тягучей верблюжьей слюне.
Благодаря ей я получил доступ к уникальным текстам – письмам, по сути, рассказам Зощенко, Олеши, Мандельштама.
- Есть какие-то неизданные произведения Катаева?
- Такого нет, но что касается одной из его вещей – «Уже написан Вертер» - то есть мнение, что есть разные варианты. Вот это вопрос интересный. Но на самом деле хочется верить, что есть какие-то неизданные письма, засекреченные и так далее, может быть, что-то от меня спрятано. Но я сумел опубликовать что-то неизданное или расшифровать, обнаружить – от гимназических текстов до текстов тридцатых годов, что было либо под псевдонимом, либо под инициалами.
- Чьи еще биографии вам бы хотелось написать?
- На самом деле нет полноценной книжки про Юрия Олешу, как мне кажется. Я думаю, что она достаточно давно пишется, но это интересная тема. Нет, как мне кажется, большой, нормальной книги о Шолохове. Пусть не обижается никто, кто подступался к этой теме. Возьмем такую личность, как Сергей Михалков, и как детский писатель, и как драматург, и как исторический персонаж, близкий к государству в разные периоды. Ведь нет у нас ЖЗЛ нормального.
На самом деле все интересно исследовать – от Юрия Трифонова до Валентина Распутина. Но я назвал те имена, где есть очевидные пробелы.
- Кого вы любите и цените из современных авторов? Кого бы посоветовали читать?
- Вы знаете, в этом я, мне кажется, в каком-то благородном смысле всеяден. Для меня самое главное – это талант, и чтобы это была хорошая книга. Я вот сейчас прочитал интересный роман Ольги Славниковой «Прыжок в длину». Он вышел в журнале «Знамя» и только что отдельной книгой. Славникова редко пишет книги, примерно раз в три-четыре года. Замечательный писатель-метафорист.
Безусловно, каким бы моим оппонентом ни был Дмитрий Быков, я с большим интересом буду читать его роман «Июнь» - многие отзывались об этой книге как об интересной прозе.
Я считаю, что у нас все благополучно с литературой, и новые книги Романа Сенчина, Михаила Елизарова, Юрия Полякова, Захара Прилепина, Эдуарда Лимонова и одновременно какого-нибудь Дениса Драгунского я читаю. У нас большая, разнообразная литература. Кроме газа и нефти мы можем похвастаться хорошим уровнем литературы.
- Намеренно или нет, но вы обошли Владимира Сорокина и Виктора Пелевина.
- Совершенно ненамеренно. Зимой я прочитал небольшой роман Сорокина с достаточно затейливым, хотя, может быть, фельетонным сюжетом (имеется в виду роман «Манарага», вышедший в марте 2017 года, - Д.Н.). Такая антиутопия, связанная с будущим, когда бумажные книги исчезнут и станут раритетом, и некоторые полупиратские организации устраивают такие развлечения: за большие деньги можно пожарить какое-нибудь блюдо на допотопной книге. Не сказал бы, что это его лучшее, это, скорее, все-таки, проходное произведение. Но было интересно.
Я в «Телеграме» подписан на непонятный канал «Пелевин», который анонсирует выход в ближайшее время его новой книги (книга Пелевина iPhaсk уже вышел из печати, - Д.Н.). Так что, в любом случае, это не находится вне поля моего зрения. И если говорить об этих писателях, то сборник «Синий фонарь», «Желтая стрела», «Чапаев и Пустота» Виктора Пелевина – это то, что мне нравится. Точно также, как, например, «Тридцатую любовь Марины» или «Норму» Владимира Сорокина я признаю как произведения, которые, безусловно, останутся в истории литературы.
- В Алтайском крае ежегодно проводятся Шукшинские чтения, на них всегда приезжают писатели из Москвы и других городов. Вас не приглашали?
- Вообще разговор был. Мой добрый товарищ Алексей Варламов, ректор Литературного института, здесь бывает. Он написал замечательную книжку о Шукшине. Я бы с удовольствием принял участие и, что называется, жду приглашения.
- Как вы относитесь к творчеству Шукшина?
- Очень хорошо. И это очень интересная личность. Буквально несколько дней назад мы говорили с Варламовым о такой закономерной парадоксальности судьбы самого Шукшина: его биография – это слепок эпохи. С одной стороны – трагедия родителей, трагедия отца. С другой стороны – взлет деревенского парня в художники всесоюзного масштаба. Все сочеталось – его бунташность, его обращение к герою, который пришел дать волю, прорывалось, сквозило в прозе, в фильмах. Шукшинские рассказы с большим наслаждением читаю.
- У Варламова в книге Шукшин изображен как человек, который стремится к славе, его задача – это слава. Это показано и через его письма, и через воспоминания о нем.
- Но слава заслуженная, через реализацию своего дара. Если бы не было этого сильнейшего, могучего природного дара, ничего бы не было. Жаль, конечно, что Шукшин, который жил, на самом деле, год за десять лет, прожил так мало. Это мужское стремление – реализоваться и, может быть, где-то желание крестьянского сына показать себя миру, было прервано безвременной смертью. А амбиции для художника и для мужчины – это нормально. Главное, чтобы степень таланта и труда соответствовали.
- Шукшина часто относят к писателям-деревенщикам. Вы согласны с этим?
- В определенной степени. На самом деле, само определение «деревенщик» во многом искусственное, потому что это очень разные писатели. Валентин Распутин писал не только о деревне. На самом деле, конечно, есть нечто роднящее их. В том числе, это, действительно, была одна компания во многом. И Астафьев, и Белов, и Федор Абрамов, и Распутин, и Шукшин старались держаться вместе. Владимир Крупин, недавно мы с ним говорили, пожалуй, один оставшийся из них, человек родом из деревни, говорил по поводу определения «деревенщики». Его расспрашивала немецкая журналистка: «Все-таки, объясните мне, что такое деревяшки?» А он говорит: «Деревяшки – бесчувственные, а мы, деревенщики, самые чувствительные».
Они очень разные и некоторые из них разошлись потом по каким-то вопросам. Но это ведь такое прощание с Атлантидой. Прощание даже с нашей античностью, потому что когда они начали писать о деревне, деревня уже уходила. Это то самое прощание с Матерой. На самом деле и шукшинские герои во множестве его рассказов – они умилительны, но они и трагичны. Даже герой рассказа «Срезал». Все-таки, это уходящая натура.
- Поскольку Алтайский край – родина Шукшина и ему здесь уделяется чрезвычайно большое внимание, периодически возникают дискуссии: одни говорят, что Шукшин – это наше все, другие утверждают, молодежь его уже не понимает. Как вы считаете, Шукшин актуален сегодня?
- Конечно. Сто процентов. Сто пудов. Вопросов даже нет. При том, что это про уходящих людей, это вечно живой народный психотип. Это ярко, это занимательно, это драматургично, это обращение к гуще, глубинам народной жизни. Как типаж бабушки, русской бабушки. Он не переводится. На самом деле Шукшин пишет просто о людях, о жизни, об отношениях, о страстях, о чувствах. Пишет ярко, интересно, увлекательно, так, что это способно составить конкуренцию любому Оксимирону с Ютуба.
Текст: Дмитрий Негреев.
Фото предоставлено пресс-службой Алтайского крайкома КПРФ.
Справка «ПОЛИТСИБРУ»
Сергей Шаргунов родился 12 мая 1980 года в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. Работал в «Новой газете», «Независимой газете», с 2012 года – главный редактор сайта «Свободная пресса». Автор ряда художественных произведений. В 2016 году в серии «Жизнь замечательных людей» в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга Шаргунова о писателе Валентине Катаеве. В 2016 году Шаругунов был избран депутатом Госдумы по списку КПРФ. В Думе он представляет Алтайский край, республики Алтай, Бурятия и Тыва.
