Алтайский лингвист рассказала, кто и как проводит экспертизы оскорблений, репостов в интернете
Судебные лингвистические эксперты – штучные специалисты. В Барнауле их не более десятка. А хороших и того меньше. Как определить в устной и письменной речи наличие компонентов педофилии, экстремизма, оскорблений и каким образом защититься от уголовного преследования, об этом «Политсибру» в совместном проекте с Российским обществом «Знание» рассказала кандидат филологических наук, заведующая кафедрой общей и прикладной филологии, литературы и русского языка Алтайского государственного университета, государственный судебный лингвистический эксперт Светлана Доронина.
Обиженные чиновники
– Имеет ли значение, кого ругать?
Интервью с представителем Лингвистического института Алтайского педуниверситета Светланой Кустовой
– После того как 130-ую статью УК декриминализировали, люди, оскорбляя друг друга, уголовниками не становятся. А вот если вы позволите оскорбить представителя власти, запрашивается лингвистическая экспертиза и начинается уголовное производство.
– Чиновников оскорбляют нецензурным словом?
– Оскорбляют даже судей в зале судебных заседаний. Но «главными героями» таких экспертиз все-таки остаются сотрудники ГИБДД. Вот они получают самый широкий спектр «лестных характеристик».
– Меняются ли самые частотные оскорбления за последние годы?
– Перечень этих слов очень ограниченный. В начале ХХI века, когда вопрос о неприличной форме выражения был дискуссионным, когда еще не были созданы экспертные методики, строго регламентирующие экспертные выводы, самым частотным словом было «козел». Сегодня его заменил «п….» (человек нетрадиционной сексуальной ориентации).
– В гендерном аспекте кто чаще наносит оскорбления?
– У нас свободная страна, и каждый гражданин, независимо от пола, пользуется свободой слова, иногда и злоупотребляя ей. Но мужчины чаще на этом попадаются. Женщины более осторожны.
– Какой критерий позволяет определить оскорбление?
– В 2000 году, когда я пришла в эту профессию мы больше полагались на филологическую культуру и опыт. Сейчас существует алгоритм, на который опирается каждый эксперт по каждой категории уголовных дел. Мы ищем диагностические признаки. Это некие семы (значения), запрещенные для выражения в публичной нормативной речи.
Оскорбление всегда связано с унижением лица и неприличной формой выражения. Два этих признака дают положительные категорические выводы, вооружившись которыми, следователь может открыть уголовное дело. Без такого заключения об оскорблении дело просто «развалится» в суде.
– Есть словари оскорблений?
– Есть специальные словари жаргонной и просторечной лексики. Эти научные издания можно купить свободно. Я пользуюсь словарем В.В.Химика «Экспрессивная лексика разговорного употребления», работой В.Г Мокиенко и Т.Г. Никитиной «Русское сквернословие» и другими изданиями.
– Попадались ли вам лексемы, смысл которых вы до этого не знали?
– Для меня было неизвестно слово из тюремного жаргона «марамойка». Жаргон наркоманов тоже требует специального изучения. Помню, как на заре своей экспертной деятельности разыскивала по словарям слово «кропалик». Проводить экспертизу иногда занимательно и познавательно.
– Есть слова вполне нормативные, но в некоторых микросоциумах, воспринимаемые как оскорбительные. Например, «обиженный».
– Эти микросоциумы, как правило, за лингвистической экспертизой не обращаются, а решают речевые конфликты иным образом. Если мне придет экспертиза с этим словом, направленным в адрес человека, обличенного властью, открою словарь литературного языка и увижу там словарную статью слова «обидеть» без всяких стилистических помет, а значит, согласно методике, это слово не является неприличным по форме. То есть, экспертный вывод будет отрицательным.
– Можно ли «подстелить соломку» в случае оскорбления? То есть вроде и оскорбить, но ничего за это не получить.
– В полемике вы можете спокойно использовать слова из толкового словаря С.И. Ожегова и других словарей литературного языка. «Проститутка» есть в словаре, а вот «б..ь» будет оскорблением. Или «гомосексуалист» допустимо, а вот «п...р» может стать основанием для будущих проблем, так как в толковом словаре оно идет с пометой «вульгарное».
И многое зависит от контекста. Часто используют намеки, за которые можно спрятаться. Например, вы не говорите, что ваш оппонент сволочь и подлец, а используете такой оборот: «Мне сосед сегодня утром говорит: «Подлец ты и сволочь!». И вроде речь идет о соседе, а собеседнику в лицо говорите неприятные слова. И тогда в экспертном заключении появится слово «вероятно». Вероятный вывод не может лечь в основу обвинительного заключения.
Демотиваторы
– При анализе экстремизма часто возникают картинки, а не развернутый текст.
Мотузная объявила Бутину своим новым врагом
– При экспертизе экстремизма обычно анализируется сайт или страница, где есть картинки, тексты. Здесь для экспертизы привлекается весь контент.
– Вы проводили экспертизу по делу жительницы Барнаула Марии Мотузной. Расскажите, какие на то были основания?
– Здесь мы рассматривали компонент «Унижение социальной группы, объединенной по признаку вероисповедования». Это экстремистская статья, но есть и статья 148 УК «Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий (публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих)». В практике еще нет четкого понимания, как ее применять.
На мой субъективный взгляд, она совершенно избыточна в уголовном кодексе. Для экспертизы материал идет по этим двум статьям практически одинаковый. В 2018 году изменилось законодательство, и статью частично декриминализировали. Поправки заключались в том, что отныне возбуждать уголовные дела можно только в том случае, если пользователи публиковали экстремистский контент более одного раза в течение года. Если человек опубликует противоправную картинку единожды, то судить его будут по административной статье.
Мотузную исключили из «перечня террористов и экстремистов» Росфинмониторинга, а уголовное дело против нее прекратили в связи с изменением законодательства.
– Мария не изготавливала демотиваторы, за которые ее привлекли. Вина в простом перепосте?
– Лингвистический материал не позволяет говорить о целях, задачах продвижения контента в сети. Лингвист исследует речевой материал и описывает его семантику.
Мы установили, что здесь было основание для открытия уголовного дела. Она перепостила демотивационные постеры, которые «кочуют» из дела в дело. Источником распространения стал экстремистский сайт. Для чего человек их распространял, я не могу сказать.
Комментариев Марии под этими картинками не было. Если бы она опубликовала текст с собственной оценкой («Это ужасная картинка, которой я с опаской делюсь и не одобряю»), выводы экспертизы могли быть другими. Важно понять, что интернет – это не личное пространство, а площадка, за которой тщательно наблюдают.
После дела Мотузной было разъяснение Пленума Верховного суда, что речевая цель еще не мотив преступления. Следователь должен найти дополнительные факты, чтобы установить субъективную сторону преступления. О подозреваемом нужно хоть что-то узнать: член ли он экстремистской организации, были ли у него судимости и т.д. Но часто к этому не прибегают, и виноватым оказывается эксперт-лингвист, давший положительную экспертизу. Бывает, что 16-летний школьник просто по дурости размещает такие картинки.
– В 2020 году вступил в силу федеральный закон, запрещающий использование нацистской атрибутики или символики. Это тоже предмет экспертизы?
– Да. Здесь выводы тоже зависят от контекста. Если мы видим свастику в орнаменте славянской одежды, то оснований для ответственности нет. Если в демотиваторе изображен красный флаг с белым кругом по центру и фашистской свастикой в середине – это пропаганда идей нацизма, запрещенная законодательно.
– Здесь словарь не помощник?
– Толкование знаков, их дешифровка – объект филологической науки. И здесь нам не помогут ни религиоведы, ни искусствоведы, ни психологи.
«Очень грубеешь на этой работе»
– Являются судебные лингвистические эксперты государственными служащими?
– Мы трудимся при Министерстве юстиции и обслуживаем суды и Следственный комитет. Эксперты получают заработную плату от государства и работают в основном с уголовным законодательством.
Свобода слова у нас регламентируется уголовным кодексом. Нас часто корят за то, что после наших выводов человек может попасть за решетку. Но количество положительных и отрицательных заключений приблизительно одинаково: 50 на 50. Лингвистические экспертизы, как правило, проводятся в рамках сообщений о преступлении, до возбуждения дела, и если эксперт дает отрицательное заключение, то дело не возбуждается, а с самой экспертизой никто, кроме следователя и прокурора, не знакомится. Поэтому и возникает впечатление, что эксперт работает на обвинение.
Кроме того, опытный следователь довольно часто обращается за предварительной консультацией, вообще не назначая экспертизу. Это действие даже имеет специальный юридический термин: «использование специальных знаний в непроцессуальной форме». На этом этапе количество отрицательных оценок эксперта измеряется сотнями.
– Какие самые страшные материалы вам приходилось анализировать?
– Как врачи, которые в силу профессии часто становятся циниками, мы вольно или не вольно вырабатываем защитный «панцирь». Очень грубеешь на этой работе. Сейчас волна экстремизма схлынула. Ее приостановили разными методами. В нулевых годах по интернету «гуляли» видеоролики со сценами расправы. Некоторые из них нам направляли на экспертизу. Физическая расправа над представителями национальных меньшинств часто вводила в шок. Первые разборы случаев педофилии производили жуткое впечатление. Потом черствеешь.
– Под экспертизой стоит ваша настоящая фамилия или виновные не знают кто делал экспертизу?
– Мы государевы люди, поэтому под каждым документом стоит настоящая фамилия.
– Есть ли альтернатива вашей экспертизе?
– Есть такая же структура при МВД. Можно обратиться к коммерческим структурам, осуществляющим такую деятельность. Знаю, что есть специалисты и в Федеральной службе безопасности, но с ними я не знакома.
– Вы занимаетесь автороведением?
– Да. Это другой вид речеведческих экспертиз, связанный с определением авторства письменного текста. Диагностические задачи – сравнивать тексты и определять один автор написал их или разные. Выявлять половую принадлежность, возраст. Следователям важно определить и территориальную принадлежность. Раньше это можно было сделать по диалектным сигналам, теперь они практически полностью ушли из письменной речи.
– Мужчины и женщины пишут по-разному?
– На синтактическом уровне мужчины используют короткие предложения. Они любят глаголы, а женщины тяготеют к прилагательным. Различны и дискурсивные стратегии. Мужчина с «тоннельным видением» строит рассказ с одним сюжетом, не отвлекаясь на частности. У женщин гораздо чаще идет отклонение от генеральной линии. Прекрасный пол эмоциональнее.
– Используете ли вы компьютерные лингвистические анализаторы?
– Подобные программы уже есть, но до нас они пока не дошли. Компьютер может помочь в сухих подсчетах, а выводы, интерпретацию количественных значений делает только человек.
– Судебный лингвистический эксперт – призвание?
– Я более 20 лет занимаюсь этим, становление проходило в момент создания этой профессии. По этой причине это уже большая часть жизни – профессия. Определенно могу сказать, что без хорошего филологического фундамента (образования) в этой области экспертизы будет очень сложно.
Мне, как заведующей кафедрой, это интересно еще и как научная проблема. Нас, государственных судебных экспертов, опасаются как части карающей машины. Но мы не ангажированные специалисты. Никогда мы не пишем выдуманные выводы, которые были бы нужны следственным органам, если нет состава преступления. По этой причине мы иногда даже ругаемся с некоторыми структурами.
«Пауки», вскрывающие переписку
– Материал для экспертизы «вылавливают» специальные люди?
Интервью с Аркадием Контевым
– Сегодня существует множество программ, анализирующих социальные сети, WhatsApp, личную переписку, телефонные разговоры на наличие экстремизма, педофилии, пропаганду запрещенных явлений. По тому количеству обращений из Следственного комитета могу определенно сказать, что вручную такой массив обработать невозможно. Традиционно поток таких материалов увеличивается сезонно – осенью и весной.
– Какие рекомендации даете своим детям?
– Изолировать детей от интернета невозможно. Сын рядом делает уроки и заглядывает в телефон, но я не знаю, какие действия в сети он совершает в этот момент. Зная, что идет мощный контроль специальных служб, говорю: «Ничего не пишите в интернете. Вообще, зашейте себе рот».
Младший сын часто спрашивает, что такое терроризм, что такое побуждение к экстремизму. Лучше воздержаться от репостов материалов, содержащих негативную оценку национальных, религиозных групп.
Не стоит выражать свои «глубокие убеждения» и в комментариях к новостям. И даже интимная переписка с незнакомым вам человеком может быть опасна.
Нужно помнить, что сеть интернет, как электричество, как атомная энергия. Он полезен, только если его осторожно использовать. До слез бывает жалко детей, которые попадают в суд по глупости.
